“Русский русский” и “белорусский русский” – какие слова, казалось бы, общего лексикона непонятны москвичам, а какие – минчанам. Журналистка Юлия Кочубей в уже полюбившейся читателям рубрике #записки_цивилизованного_гастарбайтера рассказала, с какими лингвистическими сюрпризами сталкивается во время работы в Москве.
– Недавно один из соратников Зеленского предложил переименовать русский язык в российский дабы не путать с “украинским русским”. При всей абсурдности и политизированности этого предложения, я могу с уверенностью утверждать, что даже более близкий к “русскому русскому” “белорусский русский” имеет свои отличия.
Например, мой русский язык порой не понятен в российской столице. Примеров множество. Как-то были в гостях, хозяйка приготовила замечательный холодничок, еще и базилик туда добавила – супер, особенно в 30-градусную жару. Но наше восклицание: “О, холодник!” вызвало замешательство. В “русском русском”, оказывается, нет слова холодник! Этот суп называется исключительно свекольником. А если вы скажете холодник, все поймут это в лучшем случае – холодец, он же студень.
Еще в русском нет слова шуфлядка – выдвижная полка, и все тут. Никто не понимает. Лично убедилась в магазине, когда мебелью обзаводились. Также в обиходном языке россиян нет слов жменя и ссобойка.
Но зато есть замечательное слово калошница, которая у нас именуется просто ящиком для обуви. Но ведь калошница – это так колоритно!
Слово бесконтакт в Москве не поймут – только пай пасс.
Дети здесь играют не в квача, а в салки. Поэтому в ходу слово осалисть. А тот, кто водит – вОда.
И ещё москвичи не знают, что такое поречка. А подосиновики чаще называют красноголовиками.
Пирог нельзя назвать пирожком. Я в пироговой по этому поводу даже диспут устроила. А вот кофе латтЕ здесь произносят часто с ударением на первый слог – лАтте.
Россияне же, приезжающие из Беларуси, взахлеб рассказывают про “Кастрычницкую площадь, Чыгуначны вокзал, тэлебачанне и кавалачак”. Но вершиной разноязычия стала для меня история россиянина, несколько лет прожившего в Минске будучи уверенным, что “Ясь и Янiна” переводится как “Мясо и молоко”.
Есть чисто московская особенность называть основные шоссе уменьшительными словами женского рода: Ленинградка – Ленинградское шоссе, но не Ленинградский проспект, Волоколамка (по-московски – “Валкаламка”) – Волоколамское шоссе, а также Варшавка, Каширка, Рублевка. Но есть нюансы – когда говорят Дмитровка, только из контекста можно понять, речь идет об улицах Большая/Малая Дмитровка или Дмитровском шоссе.
Горячие протесты у белорусов вызывает привычка называть Беларусь Белоруссией. Я провела, наверное, тысячу споров на этот счет с коллегами, даже с привлечением экспертов.
Коротко: законы РФ и правила русского языка предполагают использование в разговорной речи “привычного наименования”, коим является Белоруссия. Так что юридически говорящие “Белоруссия” правы. И многие россияне даже не догадываются, что это задевает национальные чувства соседей. Хотя российские лингвисты наконец-то стали рекомендовать СМИ использовать вариант Беларусь.
И ещё – мне не нравится, когда наши купюры москвичи до сих пор называют “зайчиками”. Но они искренне думают, что на дензнаках по прежнему изображена белорусская фауна.
