Но времена меняются. Второго декабря в Москве на станции метро «Каширская» — именно там из поезда выходят растерянные, зачастую одинокие в своем диагнозе пациенты онкоцентра — открылась выставка фотографий «Химия была, но мы расстались». Сорок женщин, честно поделившихся своим опытом, смотрят со стен «Каширской».
В Гомеле и Минске основательница Академии моды Марина Кабадарян придумала онкопроект «Жизнь заново» — и белоруски, которые не скрывают свою раковую историю, вышли на подиум.
Гомельчанка Тамара Кушнерова — блогер, модель 55+, жена, мама и бабушка — услышала свой диагноз четыре года назад. «Аденокарцинома головки поджелудочной железы», или, говоря проще, рак поджелудочной, — это такая гадость, которую почти невозможно диагностировать вовремя. Но реальность удивительнее любого кино. Сегодня врачи изумляются, как Тамара смогла «почувствовать» рак прежде, чем его увидела высокоточная техника.
О двух разных жизнях, своем опыте лечения, новой оптике и смелости подняться на подиум Тамара Кушнерова рассказала в интервью Onlíner.
— В прошлой жизни я была медработником. Сейчас все измеряю в терминах «до операции» и «после». Это две разные эпохи и, пожалуй, две разные жизни. До операции — гонка за работой, все сделать, успеть, одной дочке квартиру купить, обставить, второй, внукам надо, туда-сюда, туда-сюда… А потом случился диагноз, и я поняла, что жизнь — раз! — и на исходе. Повторения не будет.
— Как вы узнали, что у вас рак?
— Нашей жизнью владеет Мистер Случайность. На работе (я оператор АЗС) у меня была корпоративная медицинская страховка. Замечательная вещь, хочу вам сказать. В январе 2017-го мы с коллегой решили пройти профилактическое обследование в больнице — страховка оплачена, почему не воспользоваться?
Посмотреть эту публикацию в Instagram
В кабинете УЗИ совсем молоденький доктор, маленький, тоненький, худенький, в очочках — прямо ботаник-ботаник, — смотрел меня слишком уж тщательно: поставил, положил, развернул буквой «зю». Потом позвал кого-то. Потом еще кого-то. Целый консилиум! Будучи в прошлой жизни медработником, я понимала: что-то не так. Нечто их заинтересовало, раз он не стал надеяться на свои навыки, а позвал более опытных врачей.
Когда все ушли, я спросила: «Доктор, что, совсем плохо?» — «Нет, конечно. Есть один момент в поджелудочной, но в остальном все в порядке».
В поджелудочной железе есть такая вещь, как вирсунгов проток, по которому стекает секрет в желудок, чтобы человек мог переваривать пищу. Если в норме вирсунгов проток 0,2 миллиметра, то у меня на тот момент был 0,5 — в два с половиной раза увеличен. Я понимала, что если сосуд расширяется, значит, что-то его расширяет. Обычная физика.
Я начала поиски. Плохо себя не чувствовала, не худела, аппетит не менялся, у меня ничего не болело (до определенного момента). Но через три месяца на УЗИ, которое сделали по моему настоянию, вирсунгов проток был уже не 0,5, а 0,7. Меня это катастрофически взволновало. И я, что называется, пустилась во все тяжкие (улыбается. — Прим.). Записалась на обследование к терапевту, хирургу, эндокринологу… Прошла, блин, все возможные больничные круги. Но врачи в один голос твердили: «Нет у вас никакого заболевания, вы его придумали!» Представляете? Оказывается, даже есть такой диагноз — «ипохондрическое расстройство», когда человеку нехрен делать, он сидит и сам себе придумывает болячки.
Но я была настойчива в желании помочь себе.
В августе сдала анализы на онкомаркеры. Именно поджелудочная дала результат в два с половиной раза выше нормы: 89 вместо 37. Хирург-онколог, молодая девочка, была невероятно убедительна: «Понимаете, если бы у вас был рак поджелудочной, то цифра должна была быть не 89, а хотя бы 500. Тогда стопроцентно можно сказать, что это онкология. А сейчас у вас просто обострение наследственного хронического панкреатита».
Наверное, я поверила.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Шли недели. Я была на работе, когда почувствовала очень сильную резкую боль в эпигастральной области. Такая тонкая грань… до потери сознания. Коллеги смотрели на меня, а я едва стояла на ногах. Вся кожа покрылась слизью, как у Лизуна в «Охотниках за привидениями». Оборачиваясь назад, я понимаю: так организм среагировал на выход опухоли из органа. Боль была очень сильной, но моментально прошла.
В сентябре вирсунгов проток стал уже 0,9, но врачи по-прежнему твердили: «У вас все хорошо».
В ноябре я — здоровая личность, у которой «все хорошо», — вместе с семьей еду в отпуск в Египет. Пятнадцать дней палящего солнца. На загоревшей коже ничего не было видно, а вот язык вдруг стал коричнево-желто-зеленым — цвета желчи. Но опять же, у меня ничего не болит! Решили списать все на адаптацию ко вкусам египетской кухни.
В итоге, спустя год, шесть УЗИ, две МРТ и одну КТ, врачи убедили меня, что все проблемы — от того, что желчный пузырь забит камнями. И его нужно удалить. Я, послушная, удалила, хотя совершенно не нужно было.
С того момента опухоль начала развиваться более агрессивно, ощутимо, хотя врачи твердили: «Это желудок». Или: «Это последствия удаления желчного пузыря. Вы должны привыкнуть».
Но я чувствовала всем своим существом: что-то не так! Наконец, в отделении гастроэнтерологии Гомельской областной больницы врач, осматривая меня, нащупала опухоль. И сказала скорее сделать копрограмму. Анализ показал: организм не переваривает 80% пищи, которую я ем. Это означало одно — поджелудочная не работает. Доктор сказала: «Я хочу, чтобы вы сделали КТ».
Посмотреть эту публикацию в Instagram
— Как именно вам сообщили диагноз?
— Прихожу я 3 января 2018-го в онкологический диспансер на КТ. В прошлый раз делала КТ год назад, и мне сказали: «Все хорошо» — хотя это уже была, видимо, первая стадия. В этот раз на меня внимательно смотрят и говорят: «Э-э-э… Не переживайте. Все будет хорошо!» Я прихожу с результатами к своему лечащему доктору. Она смотрит снимки и говорит: «Тамара, лукавить не буду, вы сами медработник, все понимаете… Онкология, операция, рак поджелудочной».
Когда ты слышишь диагноз (и неважно, что я фактически год за него боролась), в первый момент наступает естественное отрицание: «Нет, это не рак! Вы же сами говорили, что у меня ипохондрия. Так вот, у меня ипохондрия, да! А рака нет! Это ошибка!»
По дороге из больницы мне позвонила старшая дочь: «Мам, как ты съездила на КТ?» — «Тань, рак». — «В смысле?» — «В коромысле! Какой еще может быть смысл от этих трех букв: р, а, к?» Дочка бросает трубку, я пытаюсь до нее дозвониться, в последний момент она все-таки поднимает, у нее истерика.
«Тань, это не означает, что я взяла и умерла. Я еще до такой степени вам надоем, сами попросите умереть!»
Прихожу домой, муж лежит на диванчике: «Ну что тебе сказали?» — «Рак. Одиннадцатого числа операция». Как дитенок сел и начал плакать. Я не понимаю: такая ситуация, вроде бы меня нужно успокоить, а я их всех успокаиваю!
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Седьмого января у меня день рождения. Говорю: «Не хочу дня рождения». Муж: «Том, ну пожалуйста». Звоню родственникам, приглашаю, они отвечают: «Сейчас времени нет, да и денег особо нет… Давай в следующий раз». — «Следующего раза может и не быть. У меня рак». На дне рождения были все! Гуляли мы конкретно.
— Как правильно поддерживать человека, который болеет раком?
— Мое личное ощущение: не нужно никакого насилия, когда тебя ставят на полку, словно вазу. А самое страшное — это жалость, в ней ни один человек не выживает. Честно. Уважение — это совершенно другое слово, и действие, и понимание. У меня жалость вызывают брошенные на улице собаки, коты без лапок.
— Гомельский областной онкологический диспансер — что это за место?
— Знаете, когда люди вокруг начинают ныть: «Ой, так много работы, зарплата маленькая…» — я говорю: «Сходите в онкологию. Сто процентов людей, что лежат там, мечтают быть на вашем месте».
Очень много пациентов, очень. Когда я увидела медсестер и санитарок, то посочувствовала им. Представьте людские глаза, которые смотрят на тебя с немым вопросом: «Почему я [страдаю], а не ты?» Это убивает.
У меня был замечательный доктор — Игорь Викторович Михайлов. Он спец именно в поджелудочной, хирург-онколог, умница, светило науки, доцент, заведующий кафедрой Гомельского медуниверситета. Игорь Викторович честно сказал: «Опухоль на третьей стадии. Я взял вас на операцию, только потому что нет метастазов. Вы вовремя сели в последний вагон».
За десять часов до операции он пришел померять давление, а у меня как у космонавта — 120 на 80. «Вы что, совсем не переживаете?» — удивился доктор. «Совсем!» Повернулась на бочок и заснула.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
В восемь утра меня завезли в операционную, а в восемь вечера увезли оттуда. Все это время врачи кромсали мое загорелое тело (улыбается. — Прим.). Мне сделали не операцию Уиппла, которую обычно применяют при раке поджелудочной, а новую, экспериментальную манипуляцию: удалили только опухоль и кусочек воротной вены, к которой она прикрепилась, — и больше ничего, а прямо во время операции начали химиотерапию. Врач заранее обсудил это со мной и спросил: «Вы согласны?» Я ответила: «Доктор, сделайте так, чтобы я прожила еще хотя бы пять лет! У меня столько задумок!» И подписала все документы не колеблясь.
Когда стоишь и видишь смертушку в лицо, глаза в глаза, а она тянет к тебе ручки: «Хочу забрать с собой», — согласишься на что угодно.
— Какой была химия?
— Я помню, что на третий день после операции и первой химии я, хоть меня и колбасило, сумела встать. Это было неимоверное счастье — ступнями дотронуться до кафельного пола. Верх блаженства!
День на седьмой после операции я перестала есть. Было очень плохо. Я таяла на глазах, едва ходила по стеночке.
Первого февраля 2018-го я пришла в онкодиспансер устанавливать размер химиотерапии. Точнее, не я пришла, а мое тело, держа под мышками, принес муж. К тому моменту я потеряла 25 килограмм веса. Руки мои не брали, ноги мои не ходили. Плачевное состояние.
Захожу в кабинет, доктор читает мой диагноз: «А, Кушнерова, здравствуйте. Вы еще живы?» — «Как видите». — «Для чего вы к нам пришли?» — «Установить размер возможной химиотерапии». Он отрывается от бумаг и смотрит прямо в глаза: «Ты дура? Тебе жить осталось полтора-два месяца — это максимум, что Боженька может обещать. Какая химиотерапия?!»
Муж, услышав такое, уговорил меня позвонить хирургу, Игорю Викторовичу Михайлову. Тот сразу успокоил: «Все будет хорошо. Приходите завтра». Он буквально за руку провел меня по отделениям, сделал все обследования, договорился о химиотерапии.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
В итоге было 18 химий за полгода. Раз в неделю, по средам, я приезжала в онкодиспансер. «Заливная» химия и таблетки — чистый эксперимент. После химии меня хотели оставить в отделении, но я каждый раз просилась домой: «Видите, машина стоит под окном? Отпустите под мою ответственность!» Один раз приехала большая комиссия из Минска. Они были поражены: «Не может быть, у вас такие хорошие показатели!»
Будучи на химиотерапии, я вышла на работу. Все были в шоке. На МРЭК (медико-реабилитационной экспертной комиссии. — Прим. Onlíner) мне хотели дать нерабочую вторую группу инвалидности: «Вы слишком слабая, не сможете ходить». Я сказала: «Нет!»
Что у меня есть без работы? Диван и телевизор, где показывают фильмы про онкологию, в которых все умирают?
На МРЭК я ответила: «Если вы дадите мне нерабочую группу и привяжете к дому, то я просто зайду в гараж и повешусь. А в предсмертной записке укажу, что виноваты вы». Молчание. «Вы настаиваете?» — «Да, настаиваю».
Так я вышла на работу: семь часов, пять дней в неделю, никаких ночных смен — и получаю от этого огромное удовольствие. Я испытываю радость, когда нахожусь среди людей и они на меня смотрят (правда, все еще щенячьими сожалительными глазами). Подошел как-то коллега: «Тамара, ты такая неудобная — правдорез, все говоришь в лицо. Но меньше всего я хотел, чтобы рак случился именно с тобой». Эти слова упали прямо в сердце.
— Что было потом?
— Жизнь начала выравниваться. Первый май после операции, второй, третий… «Мы понимаем, что поджелудочная у вас не отросла, но вторую группу инвалидности вынуждены забрать. Это ведь деньги, — говорят мне на МРЭК. — Давайте дадим третью пожизненно». Я отвечаю: «Согласна на все. Можете вообще забрать!»
За эти годы я только раз воспользовалась книжечкой: припарковалась на стоянке для инвалидов. Пришел какой-то пацаненок, стал меня жизни учить, мол, нечего места для инвалидов занимать. Я достала удостоверение и показываю ему. Он смотрит, а я — накрашенная, красиво одетая, уверенная. «Вы… инвалид?! Где купили удостоверение?!» — хлопает глазами. «А вы в онкологию сходите, посмотрите. Если у меня вторая группа, это не значит, что я должна лежать и ждать, пока смерть придет!»
Посмотреть эту публикацию в Instagram
— И что, никаких побочек химии?
— Химия ударила по сну. Я перестала спать. Вообще. Тогда дочь завела мне Instagram: «Мам, там много интересного». И вот лежу я глубокой ночью без сна, открываю телефон и вижу пост руководителя Академии моды Марины Кабадарян — ищут нестандартных моделей. И я вдруг понимаю, что очень этого хочу. Прямо в три часа ночи пишу Марине: «Я хотела бы прийти к вам в школу». В семь утра пришел ответ: «Мы вас ждем!»
Я на крыльях понеслась в это дело, и вся моя жизнь пошла в совершенно другом направлении. Новые люди, невероятные знакомства…
— …и новые короны!
— Да. Я не высокомерная, живу без короны на голове, хотя корона первой вице-мисс конкурса «Самое красивое лицо Беларуси — 2021» у меня имеется (смеется. — Прим.).
Я отучилась в Академии Марины Кабадарян, стала участвовать в показах как age model. Кроме того, благодаря онкопроекту Марины «Жизнь заново» у меня появились единомышленницы — женщины, которые тоже перенесли рак.
Прошлый год начался с того, что я приняла приглашение в Минск: Женя Тюленева устроила конкурс красоты Ms. & Mrs. Top of the World Classic. Волна ковида, никаких личных встреч, только высылаем фото онлайн, пишем посты. И вот финал в прямом эфире, смотрим все вместе, и тут Женя говорит: «Та-да-да-дам! Мисс зрительских симпатий, по количеству голосов в разы опередившая остальных, — Тамара Кушнерова!» Фейерверк в глазах и растекающееся удовольствие по коже.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Показы, показы, показы… В августе 2021-го снова приглашают в Минск, на этот раз на конкурс «Самое красивое лицо Беларуси». Я сначала отказалась, но подруга уговорила. «Ты будешь рядом?» — «Я всегда буду рядом». Целый месяц пятницы, субботы и воскресенья проводила в Минске и получила от этого колоссальное удовольствие. Знакомые бубнили: «Ты же понимаешь, что никакое место не займешь?» А мне было все равно. Я шла не ради места, а ради удовольствия. Для конкурса талантов коллега написал стихотворение, можно сказать, документальное — про мою историю, мою жизнь. И когда я прочитала его на сцене, весь зал рыдал.
В итоге получила титул «Мисс зрительских симпатий». Наверное, я хороший человек, раз за меня отдали голоса все четыре потока участниц — дети, девушки, молодые женщины и женщины за пятьдесят. А когда ведущая объявила: «Первая вице-мисс уже получила титул „Мисс зрительских симпатий“ — это Тамара Кушнерова», — у меня полились слезы.
В марте меня ждут в Минске на конкурсе «Лучшая модель Беларуси». Я, естественно, дала согласие (улыбается. — Прим.).
— Болезнь изменила вас? Многие пациенты, пережившие рак, говорят, что парадоксальным образом стали счастливее — научились радоваться простым вещам, которых раньше не замечали: цветущему дереву, речке, повороту дороги… А вы?
— Сто процентов! Раньше моя жизнь была для кого-то. Вечная суета, мiтусня. Диагноз повернул меня лицом к самой себе. Я делаю все, что хочу. Все, что доставляет мне удовольствие, — по возможности, разумеется (улыбается. — Прим.).
Раньше я не понимала, что жизнь одна, дополнительного урока исправления ошибок не будет.
Я благодарна тому диагнозу, который прозвучал четыре года назад, как бы странно это ни звучало. Он вывел меня на совершенно другой уровень понимания и отношения к себе. Женщин учат быть послушными, хорошими для всех, удобными. Нет! На первой ступеньке должна быть ты сама, и только потом — дети, муж, родители, друзья, а где-то в самом конце — общество.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
— Рак дал вам освобождение?
— Да. Хотя я бы назвала это волшебным пенделем (смеется. — Прим.). Диагноз дал мне желание жить, а не тлеть уголечком. Даже в самых обыденных вещах. Вот стою в шесть утра, пропалываю грядки — и это доставляет мне огромное удовольствие. Это жизнь. Каждая ее секунда.
Сейчас у меня стойкая ремиссия. Не знаю, что ждет впереди. Но диагноз уже дал очень многое. Разве я могла подумать пять лет назад, что буду «Самым красивым лицом Беларуси»? Да застрелите меня, никогда (смеется. — Прим.).
Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by