Выходить на улицу впотьмах в Бразилии не рекомендуют. В лучшем случае вы лишитесь кошелька. В худшем — жизни. Впрочем, в каждом правиле есть свои исключения. Вчера из бразильского города Сан-Жозе-дус-Кампус прилетел новый Embraer-175: благодаря технологичным летучим машинам иезуитская ферма и туберкулезная здравница превратилась в одно из самых безопасных и развитых мест в Южной Америке.
Рассказываем, как бразильский город размером с Гомель сделали образцовым.
Часть 1. Как ферма для крупного рогатого скота превратилась в авиакосмический центр
Хитрые иезуиты поставили здесь ферму неспроста: крупный рогатый скот служил лишь прикрытием, а на самом деле священнослужители пытались сохранить таким образом паству. В середине XVI века в только-только колонизированную Бразилию прибыли миссионеры, чтобы обратить коренное население в истинную веру. У португальцев-паулиста на индейцев были свои виды: жадные до рабского труда охотники-бандейранте рыскали в поисках крепких аборигенов по всей стране, так что ферма служила прикрытием для религиозного форпоста. Борьба между иезуитами и паулиста привела к тому, что миссионеры были изгнаны из Бразилии на 15 лет. Вернувшись, они решили восстановить город на высоком месте, которое служило надежной защитой от атак неприятеля и наводнений. Новая миссия по-прежнему по документам значилась фермой, а на деле представляла собой деревушку, в которой священники рассказывали индейцам о католической вере.
Спустя еще сотню лет иезуиты были окончательно изгнаны из Бразилии, а все их активы были взяты под стражу португальской короны: фермы, колледжи, деревни оказались дойной коровой имперских завоевателей. Тут же власти приказали увеличить в поселениях налоги, а деревни были названы городами — в первую очередь для того, чтобы изменить их финансовый статус.
Официально Сан-Жозе-дус-Кампус получил статус города в 1767 году, но фактически еще долгое время оставался деревней: Estrada Real (королевская дорога) проходила вдалеке от населенного пункта. Еще сотню лет местечко между Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро переживало не самые лучшие времена и сумело смыть с себя многовековую грязь и погрузиться в усердное зарабатывание денег в середине XIX века: здесь быстрыми темпами начало развиваться хлопковое производство, а после строительства железной дороги выстрелила кофейная промышленность.
Впрочем, в первой половине прошлого века Сан-Жозе-дус-Кампус оставался глухой деревушкой без особых перспектив и надежд на светлое будущее. Горькая ирония заключается в том, что эти надежды появились не у местных жителей, а у приезжих: благодаря климату местечко решили превратить в бразильскую здравницу, куда устремились на лечение больные туберкулезом. Сан-Жозе-дус-Кампус назвали городом-санаторием: в двадцатых годах прошлого века здесь появилась крупнейшая в стране больница — санаторий Вичентина-Аранха, а в 1935-м город был официально признан оздоровительным убежищем.
К 1940 году в Сан-Жозе-дус-Кампус жило около 35 тыс. человек, которые вскоре снова потеряли надежду на светлое будущее: ее убил пенициллин, который позволил лечить туберкулез в любой точке земного шара. Городу срочно понадобился новый смысл метафизического свойства. И вскоре власти страны его придумали: ферма для крупного скота и здравница для больных туберкулезом должна была превратиться в авиакосмический центр. На бумаге это звучало так же странно, как лигалайз криптовалюты в Бешенковичах, но на деле это решение спасло город и превратило его в утыканный небоскребами и поросший дорогущими виллами за бетонным забором с колючей проволокой центр авиационной промышленности Бразилии.
Часть 2. Летучий Иосиф
В середине прошлого века начинается стремительная индустриализация Сан-Жозе-дус-Кампус. Жозенессяне (вольный перевод слова joseense — так называют местных жителей) наблюдают за тем, как лихо растет возле городка скоростное шоссе, соединяющее два бразильских гиганта — Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро. В самом городе в это же время возводят самое передовое учебное заведение во всей Бразилии — Технологический институт аэронавтики. Огромный вуз начал выпускать специалистов, которые вскоре поступят на работу в достаточно скромную по мировым меркам компанию Embraer, которая постепенно дорастет до статуса третьего в мире производителя коммерческих авиалайнеров.
Именно с появлением Embraer теперь связывают тот сумасшедший экономический и демографический скачок, который совершил город во второй половине XX века. Взглянем на цифры: за одно лишь десятилетие население Сан-Жозе-дус-Кампус выросло в два раза, и к семидесятым здесь жило уже 150 тыс. человек. Дальше цифры скакали такими же темпами, вероятно, дублируя успехи авиакомпании в международном бизнесе. Но об этом позже.
Сегодня Сан-Жозе-дус-Кампус называют образцовым городом, хотя ему можно дать второе имя — Летучий Иосиф, потому что именно авиация делает небольшой по бразильским меркам населенный пункт благополучным и сравнительно безопасным местом.
Мы приезжаем в город ближе к ночи и долго ворочаемся в кроватях, сражаясь с подкатившим джетлагом. Организм не успевает отматывать назад шесть часов и будит хозяина в четыре утра. Сан-Жозе-дус-Кампус проснется чуть позже: в восемь утра на улицы выскочат первые бегуны, которые планируют успеть сделать утреннюю зарядку до того, как осеннее солнце начнет жарить плечи.
Бегунов здесь сотни — молодые мускулистые бразильцы и побитые сединой пенсионеры вытаптывают изукрашенный разметкой асфальт в свободном темпе. По правую руку у них бетонный забор, окаймленный колючей проволокой, высоковольтной линией и камерами видеонаблюдения (так местные миллионеры отгородились от окружающего мира и добирающейся в самые труднодоступные места преступности), по левую — огромное поле, дополняющее урбанистические пейзажи невыносимо милой каждому белорусскому сердцу пасторалью. Сан-Жозе-дус-Кампус каким-то чудом умудряется сочетать в себе прошлое и будущее: амбициозные футуристические планы бразильского правительства, упакованные в небоскребы и предприятия строгой секретности — и еле огороженные фермерские угодья, на которых мирно жуют траву коровы.
В городских пейзажах каким-то странным, но достаточно естественным образом сочетаются панельная застройка в три десятка этажей, деревенская благодать и элитный коттеджный поселок, отгородившийся от реальности всеми возможными способами.
Вот здесь еще недавно было игровое поле, где, вполне вероятно, крутила финты восходящая звезда бразильского футбола. А сейчас кто-то выращивает тут помидоры и наверняка подумывает о том, как бы снести эти ворота и обустроить еще одну грядку.
Впрочем, свободное пространство густо усеяно футбольными полями, на которые лениво стягиваются попинать мяч любители. Хотя что-то подсказывает, что эти любители смогут пободаться с середнячком белорусской высшей лиги.
Еще семь лет назад все здесь было несколько иначе: повсеместный рост преступности коснулся и вполне благополучного Сан-Жозе-дус-Кампус. Бразильские власти были обеспокоены и решились на смелый эксперимент: компания Ericsson разработала для города единую интегрированную систему реагирования на чрезвычайные ситуации, управления дорожным движением, полицией и скорой помощью. У местных властей появилась возможность руководить процессами в режиме реального времени, и вскоре общее число преступлений уменьшилось на 70%, а количество убийств — на 20%.
Местные говорят, что в городе сейчас безопасно даже вечером, но на всякий случай все равно предупреждают: опасайтесь безработных, они могут достать нож.
Часть 3. Бразильские миллионы
Мы едем в штаб-квартиру Embraer — громадину, которая разместилась на городской окраине. Ангары, тестовые взлетно-посадочные полосы, административные здания здесь разместились на площади 66 футбольных полей.
Вся эта огромная, но поворотливая махина выросла из третьей по счету попытки бразильского правительства создать национальный авиазавод. Предыдущие пробы ничем путным не закончились, а вот Embraer быстро пошел в гору: турбовинтовой пассажирский EMB 110 Bandeirante, названный в честь португальских охотников за индейцами, неожиданно стал хитом. Хотя ничего неожиданного в этом росте не было, потому что контракты на поставку самолетов обеспечивало правительство, которому принадлежала компания. Первые шесть лет существования она оставалась единственным поставщиком для местного рынка.
До девяностых дела компании шли с переменным успехом, но к тому времени положение Embraer ухудшилось, а от банкротства ее спасла приватизация. У правительства осталась лишь «золотая акция», благодаря которой власти могут наложить вето на поставку военных самолетов.
За следующие 26 лет Embraer сделал что-то невероятное: компания, которая находилась на грани исчезновения, превратилась в гиганта авиационной промышленности и делит третью строчку в мировом рейтинге с канадским Bombardier, уступая только Airbus и Boeing. Чтобы понять масштабы, можно воспользоваться статистикой из открытых источников: в 2005 году выручка компании составила $4,2 млрд, а чистая прибыль — $332 млн. Учитывая, что Embraer показывает стабильный рост показателей и ежегодно продает около 300 самолетов, можно умножать эту цифру в несколько раз.
Сейчас в головном офисе компании работает 10 тыс. местных жителей. Про среднюю зарплату на заводе не говорят, видимо, считая это дурным тоном, но все работники предприятия имеют высшее техническое образование. Это требование действует для всех — от рабочего до топ-менеджера.
Молодой специалист, который проучился в местном аналоге БНТУ, проходит шестимесячное обучение, а затем практику — что-то вроде испытательного срока под наблюдением опытного куратора. Связано это с тем, что устраиваются сюда не гайки крутить — точнее, не только крутить гайки. Каждый этап производства многотонных махин — это трудоемкий, технологичный и ответственный процесс, отсюда и подход к подготовке специалистов.
Весь процесс производства самолета рассредоточен по четырем ангарам. На Embraer полно секретов, поэтому вам не расскажут о стоимости E175, который недавно купила «Белавиа», и не дадут сфотографировать хотя бы часть производственного процесса. Это у американцев из Boeing везде аттракцион, а бразильцы включают белорусскую риторику: «не положено».
На производство одного самолета уходит примерно три месяца. За это время судно побывает во всех четырех ангарах: фюзеляж приобретет боевую раскраску, обрастет крыльями и хвостом, получит в утробу двигатель и обшивку. После этого самолет ждет куча тестов, а компанию Embraer — сделка со счастливым заказчиком, у которого нашлось $30 млн на покупку.
Первый ангар — это что-то вроде гигантской шлифовальной машины, которая «зашкуривает» фюзеляж и готовит его к покраске.
Затем он попадает на вредное производство — здесь красят все элементы будущего самолета. Смывают грязь, чистят, наносят грунтовку, красят и делают фирменный узор авиакомпании — на все про все уходит примерно пять дней. Раньше все процессы проводили вручную, сейчас же они автоматизированы — вместо десяти людей задействованы трое. Специалисты говорят, что на один самолет уходит примерно 160 литров краски (5 слоев по 32 литра). Работники завода рассказывают, что краска наносится при температуре 60 градусов, а чтобы полностью покрыть ей фюзеляж, требуется что-то около трех часов. Потом еще слой и еще один — в следующий ангар попадает уже аккуратно выкрашенный самолет (точнее, его части).
Там он останется на 12 дней, чтобы пройти шесть этапов. На каждом работает 15 человек в две восьмичасовые смены — они устанавливают электронику, проверяют гидравлику и проводят множество тестов, чтобы устранить мельчайшие баги. В огромных ящиках недалеко от самолетного брюха лежит что-то около 45 километров проводов — к концу процесса эти ящики должны быть пустыми, а каждый проводок — на своем месте. Это если речь идет про Embraer-175. В модели E195 можете смело прибавлять еще 15 километров. Операция по установке электроники занимает примерно два дня — и так на каждый из пяти оставшихся этапов: симуляция полетов, установка панелей, крыльев и хвоста.
В четвертом ангаре — громадине каких-то сумасшедших масштабов — самолет проведет еще 10 дней. Здесь ставят двигатель, проверяют гидравлику и делают салон: потолки, сиденья, туалеты, обшивку. После этого воздушное судно готово к тестовым полетам и испытаниям, которые наверняка растянутся еще на месяц с небольшим.
Что будет дальше? Самолет улетит к своему новому владельцу. Суммы не озвучивают, но в открытых источниках можно найти такие цифры: стоимость машин семейства E-Jet (а это основная статья доходов компании в сфере пассажирских перевозок) составляет от $28,5 млн до $40 млн.
После этого компания продолжит мониторить состояние самолета: здесь есть собственная служба поддержки. На огромном экране высвечиваются все 1166 самолетов, которые поднимаются в небо. Если горит зеленый свет, с судном все хорошо, на желтый стоит обратить пристальное внимание, а с красным Embraer не летает. Сигнал поступает в дата-центр, специалисты обрабатывают запросы и в случае обнаружения проблем оказывают поддержку компании, в распоряжении которой находится неисправный самолет.
Каждый месяц Embraer выпускает восемь пассажирских самолетов — этого хватает, чтобы Сан-Жозе-дус-Кампус жил припеваючи. Авиакомпания является одним из крупнейших работодателей и налогоплательщиков в городе.
Привезите жозенессянина в Минск и скажите ему, что это чистый город, — тот рассмеется вам в лицо пригласит смотреть на свой. Прилетайте, если не боитесь расстояния в 12 тыс. километров и трансатлантического перелета. Мы не побоялись — и увидели место, которое некисло рвет шаблоны. Где-то в 80 километрах от человеческого муравейника Сан-Паулу (об этом мы расскажем чуть позже) находится идеальный город для уставшего от непогоды, урбанистических пейзажей и низких зарплат белоруса. Представьте, что какая-нибудь деревня между Минском и Гомелем однажды тоже приняла правильное и очень важное решение и превратилась в местный оазис, где всегда и все хорошо. Мы увидели такое место собственными глазами и назвали его «Летучий Иосиф».
