Нынешний директор Национального исторического музея Беларуси Олег Рыжков в 1995-м открыл первый в Гомеле и второй в Беларуси ночной клуб, а для «Комсомолки» вспомнил, как делал в лихие 90-е опасные для жизни шаги в бизнесе и почему его оставил.
Тогда еще не глава госконтроля, а губернатор Гомельской области Александр Якобсон (первый слева) перетянул Олега Рыжкова (третий слева) из бизнеса в культуру, а Дворцово-парковом ансамбле Румянцевых и Паскевичей зазвучали такие громкие имена, как российский модельер Вячеслав Зайцев. Фото: БелаПАН
ОТКРЫВАЛ ТИТОМИР, ЗАКРЫВАЛИ ПРОВЕРКИ
– Идею ночного клуба подсмотрел на отдыхе за рубежом. Правда, столько денег у меня не было, как и знаний в этой области или помещения. Но звезды сошлись за полгода! Появились партнеры, нашлись финансы, оборудование из Москвы. На открытие клуба «Лайт» пригласили мега-звезду того времени Богдана Титомира. И к нам повалила разношерстная публика – клуб ведь единственный в городе! У нас выступали «Дискотека «Авария», Алена Апина, «Лесоповал», Любовь Успенская, из наших – Инна Афанасьева, Валерий Дайнеко, Александр Тиханович и Ядвига Поплавская. Кстати, размещался он дверь в дверь с управлением внутренних дел облисполкома.
– Согласовать открытие такого заведения в начале 1990-х было непросто?
– Да, в госструктурах тогда сидели, в основном, люди старой закалки. Но, может, я просто оказывался в нужное время в нужном месте с пакетом документов? Мне все подписывали слету. Потом, правда, чиновникам показалось, что заведение уж очень неординарное, и нас стали душить проверками. За ночь в клубе иногда проверяли одновременно санитарное состояние, лицензии на торговлю алкоголем, возраст посетителей, валютные операции и кассы, нормы по площадям. Даже заказы в блокнотах у официантов просматривали! А раз было, проверка нагрянула из-за того, что ночью кому-то из чиновников не достаточно понравилось отдыхать здесь.
Еще в то время законодательство менялось еженедельно. Ночью я работал в клубе, а днем ходил по инстанциям, разбираясь, штрафуют меня сегодня или уже закрывают? Даже на отдыхе дважды в день ходил на почту (мобильных еще не было): утром звонил на работу и спрашивал, как прошла ночь, а вечером принимал отчет за день.
ОБЕЩАЛ БАНДИТАМ ПРИВЕЗТИ ИЗ ТУРЦИИ ЗОЛОТОЙ ЖИЛЕТ
– Но беспокоила клуб и мафия?
– В «Лайте» частенько гостили печально известные «морозовцы» – так что всех фигурантов громкого дела этой банды середины 1990-х я знал в лицо. Повезло, что клуб ни им, ни другим бандам не приглянулся для «крышевания». Так что я никому не платил. Другое дело, что культура пития тогда сильно хромала, как и культура поведения в ночных клубах. Когда выходили за рамки, я писал заявление в милицию в том числе на «морозовцев» и людей из их окружения. Правда, частенько не успевал подать бумагу, как те, на кого жаловался, сами приезжали разбираться. Как позже показало следствие, у бандитов были связи с сотрудниками правоохранительных органов и местной власти.
Олег Рыжков говорит, что все его творческие и бизнес-проекты длятся по 5 лет. Фото: личный архив
– Личных угроз не поступало?
– «Морозовцы» приходили в «Лайт» отдыхать – кровавых разборок не устраивали. Так что острые углы в общении, в основном, удавалось обходить. Но криминала всех мастей тогда хватало. А тут – владелец ночного клуба. Мало ли кому покажется, что я несу сумку денег. Конечно, ощутил, что значит чувствовать себя в потенциальной опасности. И ходил по Гомелю с пистолетом.
– Применять пистолет приходилось?
– Стрелял для практики только по жестяным банкам на даче. И, думаю, в случае непредвиденных обстоятельств он вряд ли спас бы меня – скорее, это самоуспокоение.
Здание музея с пушкой на улице Карла Маркса за пять лет обросло новыми проектами. Фото: Дмитрий ЛАСЬКО
– По статусу в Гомеле вы наверняка считались селебрити?
– Но в 1990-е у меня не было ни малинового пиджака, ни цепи. Я еще смеялся над блатными, мол, поеду в Турцию, и надую себе из дутого золота жилет. Вот тогда и померяемся! А так я даже на отпуск одалживал. Да и в принципе, наверное, не было дня, чтобы я жил без кредита в банке, залога или долга. Помню, как однажды, когда я работал ночью в «Лайте», в мою съемную квартиру влезли воры. Кроме прибалтийской видеодвойки «Шаулярис» оттуда нечего было унести.
ЯКОБСОН МНЕ СКАЗАЛ: «ЧТО-ТО ТЫ ПРИМЕЛЬКАЛСЯ»
– Почему вы решили перейти со своих хлебов на должность в госструктуре?
– В какой-то момент я устал. Да и скучновато стало: клуб мог существовать без меня, работа была поставлена. Как раз от тогда еще мэра Гомеля Александра Якобсона поступило предложение заняться только созданным Городским центром культуры, в который переродился ведомственный ДК строителей. Я должен был возглавить стройку, реконструкцию, по-новому наполнить эти стены. И за пять лет в ГЦК обосновались КВН, рэперы (лет 15 назад группа «Городская тоска» была звездой белорусского хип-хопа), граффитисты. Все это на фоне поздравлений ветеранов, хоров и танцевальных ансамблей. А еще там открыли первый в стране ночной клуб в стенах госорганизации. Раньше ДК напоминал что-то среднее между базаром и оптовой базой, но я стал постепенно выжимать из здания арендаторов, а помещения заполнял формированиями. Одно из них занимал частный ночной клуб, и на его месте мы создали свой, переманив специалистов. Не было прецедентов, чтобы госучреждение культуры получало лицензии на ночную работу или реализацию спиртных напитков. Даже с Министерством культуры пришлось сражаться: «Покажите мне место в законе, где написано, что нельзя».
Вместе со зданием музея истории Великой Отечественной войны на проспекте Победителей сформируется настоящая музейная площадь. Фото: Святослав ЗОРКИЙ
– В Гомельский дворцово-парковый ансамбль, музейный объект национального значения, вас тоже пригласил Якобсон?
– Да, спустя еще 5 лет, Александр Серафимович был уже губернатором. Правда, музейная деятельность поначалу стояла на втором плане – хватало коммунальных хлопот. Зато я прочувствовал, что значит прямой контакт с первым лицом области. Когда я работал в ансамбле, то знал, что путь Александра Серафимовича на работу идет через парк. Так что когда надо было оперативно донести до первого человека области свою идею и заручиться его поддержкой, я делал вид, что с 7 утра слежу за уборкой парка и как бы случайно встречаю его на дорожке. В результате, к 9 утра у меня уже был в руках протокол поручений за подписью губернатора, который распространялся как исполнительный документ. Такие прогулки я делал довольно часто – своим подчиненным стал говорить: «Все завтра утром пойду падать под ноги губернатору». И Якобсон мне как-то сказал: «Что-то ты примелькался по ночам».
Кстати, с Александром Серафимовичем контакты сохранились. Мы с ним часто видимся, он любит прогуляться по улице Карла Маркса, где находится исторический музей. Считаю, что мне повезло в жизни с таким знакомством. Это шикарная школа работы с людьми, восприятия мира, интеллигентности и культуры.
– Наверняка, когда вас перевели из центра культуры в музей, у многих возникли вопросы, а что он понимает в музейном деле…
– Даже у меня самого были вопросы! Когда пришел, ассоциировал себя с хозяйственником, но не понимал, почему после реконструкции в музее пустые залы, нет интересных проектов. Я в это втянулся с интересом, и меня стали ассоциировать с директором музея (хотя это был другой человек). И я прирос к музейной работе, хотя в школе история была моим самым нелюбимым предметом: не помню дат и фамилий!
А уж когда разобрался, чем занимаются фондовые работники, научные сотрудники, понял, что это кладезь знаний и интеллекта. Несправедливо, что они стоят в конце тарифных сеток по оплате труда и не в авторитет у общества. А во всем мире это средний класс со средним достатком. Знания музейщиков от знаний ученых из Академии наук не всегда отличаются. Так почему зарплата в Академии наук формируется по отдельной тарифной сетке, а в культуре научные сотрудники не выделены? А оплата двух десятков реставраторов Беларуси, что идет по самому низкому тарифу? Вот будут они получать хотя бы 1000 рублей, а сделают то, что при передаче предметов на реставрацию за границу обходится в миллионы.
– Никогда не считали, что потеряли от перехода из бизнеса в госструктуру?
– Работая на себя, я деньги не считал – они были, и все тут. В 1990-е с хорошей хваткой зарабатывались серьезные деньги. И благодаря бизнесу я точно не отоваривал продуктовые карточки. Перейдя в госструктуру, я стал считать деньги, но остро нехватки никогда не испытывал. Хотя недавно я поинтересовался своим окладом (без учета командировочных и премии) и невольно сопоставил его с зарплатами кассиров-контролеров, которые вывешены в каждом супермаркете.
СПРАВКА «КП»
«Морозовцы» – организованная преступная группировка численностью под полсотню человек, которая действовала в Гомельской области с 1994 по 2004 годы. Ее члены совершили более сотни преступлений, в том числе 19 убийств, захват заложников, нелегальные действия с оружием. Руководил бандой приговоренный к смертной казни уже в 2000-е годы Сергей Морозов. Всего по делу «морозовцев» проходило 46 человек. На скамье подсудимых оказалось и пять милиционеров из Гомельского УВД. В том числе бывший начальник уголовного розыска, полковник Николай Лосев, которого приговорили к 18 годам лишения свободы. А в международный розыск объявили бывшего прокурора по надзору за соблюдением законодательства в сфере борьбы с организованной преступностью и коррупцией Гомельской области.
КСТАТИ
На место директора Национального исторического Олег Рыжков пришел с должности начальника управления культуры облисполкома. Карьера чиновника не прельщала, поэтому принял приглашение тогда министра культуры Павла Латушко, которое подтвердил его преемник Борис Светлов. За почти пять лет в музее число посетителей со 174 тысяч в 2013-м выросло до 398 тысяч в 2017-м, выручка со 178 миллионов рублей в старых ценах до 730 тысяч в новых, количество выставочных проектов – 80 против 148. В 2017-м решили строить новое здание музея. Фонды из пяти точек по всему городу перевезли в одну.
