Продолжение. Начало рассказа “Стас” вы можете прочитать здесь.
… Выставляю руку в окно – прохладный воздух быстро охлаждает ладонь. Прохладной рукой обтираю лицо, шею, втирая влажный воздух в кожу, размазывая застывающую кровь. Стас посматривает на меня, наблюдает за моим поведением, волнуется, наверное, думает, что, возможно, пройдет шок и мне станет хуже. Но нет, мне хорошо и хуже точно не станет – от этих мыслей мне становится еще лучше. Я наслаждаюсь ветром, моментом, мгновением.
До меня дошло, я понял, почему Стас так ценит каждую спокойную минуту этой жизни, почему так любит простые вещи. Потому что всё это могло закончиться там, в Афгане. “Был назначен день его казни”, – вспоминаю я слова тети Глаши. Смотрю на Стаса, он вопросительно улыбается: мол, как ты, братишка? Показываю ему жестом о`кей.
Этот мой поступок Стас воспринял так, как если бы я спас ему жизнь, хотя, по сути, все вышло наоборот. И по прошествии времени он ни разу после той ночи не вспомнил мне этот инцидент ни в ироничном, ни в поучительном тоне, с того дня он вел себя так, как если бы был обязан мне жизнью.
– Братишка, я вот не пойму: ну выпрыгнул ты из кабины, чего ты не атаковал его? – вырвал меня Стас из моих мыслей. – Если понимаешь, что нет возможности избежать столкновения, бей первым, бей сильно.
– Я бил! – оживился я. – Но он близко был, маха не было. Я правой не размахнулся совсем.
Говорю в нос через майку. Поднимаю руку, сгибаю кисть – болит.
– Я успел пробить еще и левой, а он увернулся как-то. Я больше вон себя часами порезал…
Только сейчас посмотрел на свою руку – она содрана до мяса, часы на локте, кровь почти застыла. Я разорвал майку, вытер кровь с пола, часть майки намотал на руку.
– А-а-а, так ты пробил!!! – удивленно протянул Стас. – Опыт тебе нужен, с такой работой тренироваться нужно. Решено, пойдешь со мной на бои. На будущее тебе говорю: если нет маха, тогда только рубящие удары сверху, снизу, головой, коленями, по болевым. Эх, ездим с тобой так давно на одной машине, а я тебя драться не научил. Стыдно мне, позор, прости меня, братишка.
– Да ладно, Стас, тоже мне… Прости! Это же я “накосячил”. Я вот думал…- начал и запнулся я.
Кстати, о чем я думал? Я ведь, по сути, в момент столкновения ни о чем таком и не думал, просто самопроизвольно бил как получалось, ноги вон вообще сами оборонялись.
– В бою не надо, нельзя думать, всё на автоматизме должно быть. Я научу тебя. Ты когда за рулем едешь, не думаешь, какую и когда педаль нажать. Видишь препятствие – руки и ноги сами тормозят, объезжают. Так и в бою, руки и ноги бьют раньше, чем ты успеваешь обдумать, а если ты тренирован, то бьют они сильно, точно и быстро. Мозг напрямую работает с телом, минуя все твои “подумал”, “хотел” и всё такое. Заедем сейчас в больницу, удар был сильный, пусть медик тебя посмотрит, – добавил Стас.
– Не нужно в больницу, Стас, пожалуйста, едем дальше по маршруту, – я периодически наклоняюсь вперед и поглядываю в зеркало, боясь увидеть там фары. Пару раз мне казалось, что “шестерка” нас нагнала и снова без фар “висит” за прицепом.
– Мы заедем в больницу, медик посмотрит, – сказал как отрезал Стас. – У нас, бывало, боец в бою прикладом по голове отхватит, сразу после боя как бы все хорошо, шок, адреналин, а потом начинается потеря сознания, ему все хуже и хуже… Мы в санчасть, а врач говорит: “Чего ждали, почему сразу не везли?” Поэтому заедим в больницу.
– А с этими что? – показываю я рукой назад.
– А что с этими? – удивленно смотрит на меня Стас. – Нашел за кого переживать. Ничего с ними не сделается! Мало я им дал, даже кости не хрустели. Я их несильно приложил. Пока мы отъехали, они уже все поднялись. А вот надо было бы воспитать, чтобы в сторону дороги даже не смотрели.
Загорелся экран телефона, появилась связь. Стас звонит в милицию и рассказывает, что на трассе М1, на таком-то километре, пассажиры бордовой “шестерки” дерутся между собой. Стас называет “номер” машины, четко проговаривает цифры, буквы подтверждает именами.
– “Эм”, Михаил, – говорит он громко в трубку. – Лобовое стекло с правой стороны разбито, в задней левой двери нет окна, на двери вмятина, правое переднее колесо без колпака, на остальных колесах никелированные колпаки, диски цвета слоновой кости. На правом крыле нет повторителя поворота, на крышке багажника серая наклейка в виде руки, рвущей металл, на пластинке эмблемы LADA 1300 не хватает буквы L. Госномер прикручен по бокам двумя болтами в виде красных бриллиантов. Дерущихся было четверо. Один – крупного телосложения, рост примерно метр девяносто, лысый, с большим крупным носом, был одет в темные брюки, черную куртку из кожи. Второй – коренастый, рост метр шестьдесят – метр семьдесят, короткие черные волосы, черные спортивные штаны с двумя белыми полосками, белые кроссовки, под курткой бело-зеленый свитер с надписью Boys…
“Когда он все это рассмотрел?” – думаю я. Я запомнил только “номер”, да и то не был уверен, что правильно.
Стас продолжает говорить приметы каждого, поражая меня деталями и мелочами.
– Знаю, что не ваш район, но там не было связи, передай информацию по своим каналам, – Стас говорит в трубку, будто дает распоряжение своим подчиненным в армии.
Через какое-то время мы снова вышли на М1, я еще пару раз пытаюсь отказаться от похода к врачу, но Стас неумолим, и ближе к утру наш грузовик стоит напротив больницы скорой помощи в Минске.
Я стал обуваться, и тут выяснилось, что сандаль, который прилетел мне в руки, вовсе не сандаль, а туфель того бейсболиста.
– Выбрось в мусорку и сандаль свой, и туфель этот, – увидев мою озадаченность, сказал Стас.
– Тут такое дело, я ведь один свой туфель из второго комплекта обуви в Италии потерял. Россиянина ночью подвозил, и он, наверное, когда выходил, туфлю мою вытолкнул на улицу, она здесь стояла на правой подножке. Получается, что я босой.
– Босой, зато живой, – подбодрил меня Стас. – Мои ты не натянешь… Бери сапоги резиновые из комплекта ADR. Днем станем на отстой, сходишь и купишь себе обувь. Или лучше я схожу, лицо у тебя, конечно, бр-р-р…
На автобусной остановке в урну я выбросил и сандаль, и туфель. Перед тем как перейти дорогу, обернулся и посмотрел еще раз на торчащий из урны туфель разбойника. Представил, как тот в темноте ползает на четвереньках, ищет свой туфель – и находит мой сандаль…
Через пару минут медсестра записывает нас в журнал обратившихся в больницу.
– Фамилия, адрес? – звучат стандартные вопросы. – Как это произошло?
“Мы ведь совсем не подумали, что сказать”, – молнией вспыхнула у меня мысль.
– Он боксер, это не криминальная и не производственная травма, в милицию сообщать не надо, – буднично сказал Стас.
– Давно произошло? – посмотрела девушка на Стаса, потом на меня.
– Примерно два часа назад.
– Вы присядьте, – сказала она Стасу, а мне показала рукой на открытую дверь: – А вы проходите туда.
Прохожу, собираюсь сесть на кушетку, но одежда в крови, и я остаюсь стоять. Слышу, как медсестра по телефону описывает врачу ситуацию и мои повреждения:
– Говорят, что боксеры. Вроде трезвые, адекватные, один только в резиновых сапогах, весь в пыли, как строитель… Да, хорошо…
Стою как бедный родственник: и иди некуда, и помощь принимать стыдно. Не понимаю почему, но мне стыдно или из-за того, что подвел Стаса, или из-за того, что не справился с противником. Хотя почему идти некуда? Пока врач не пришел… Я разворачиваюсь, собираясь уйти, но сталкиваюсь в проеме с усталым человеком в белом халате.
– Здравствуйте, молодой человек, на что жалуетесь, что там у вас произошло? – спрашивает он.
– Мы тренировались, пропустил пару ударов, – начал я почти шепотом, смущаясь. – Да у меня все нормально, просто крови из носа много и не останавливается, течет и течет…
Я говорю громче, поднимаю скомканную майку и снова прикладываю ее к носу. В этот момент встречаюсь взглядом с врачом.
– Хорошо, разденьтесь до пояса, снимите обувь, лягте на кушетку – я осмотрю вас, – врач склонился надо мной. – Так, с рукой все хорошо… Вы странный боксер – с часами, в резиновых сапогах, ночью! Вы всегда так тренируетесь?
– Нет конечно, просто так вышло.
– Лицо тоже в порядке. Потеря сознания, тошнота или еще что-то подобное было?
– Нет, все хорошо и сразу, и сейчас, нос только не дышит.
Врач с хрустом пошатал мой хрящик на носу, посмотрел на живот.
– Что с животом?
Я посмотрел на свой живот – там стертая кожа и синяк.
– Ну, получается, три удара пропустил, – пожал я плечами, – живот не болит.
Врач начал пальпировать живот, что-то неразборчиво бормоча себе под нос.
– Здесь, похоже, тоже все в порядке. Четыре удара пропустили, – врач посмотрел на посиневшие пальцы моей ноги, потом мне в глаза.
Я пожал плечами, мол, ну да, четыре.
– Понятно, – неопределенно сказал врач и сразу продолжил: – Сейчас мы обработаем вам раны, сдадите анализы, сделаем снимок головы, стопы и правой руки. Ну и придется с милиционерами пообщаться.
– Зачем милиционеры? Это не криминал, – ответил я фразой Стаса.
– Молодой человек, я работаю здесь двадцать лет. Вас избили, но, судя по травмам, вы тоже кого-то били. Я просто обязан сообщить.
– Доктор, можно вас? – слышу голос Стаса из коридора.
– Кто это, родственник? – спрашивая, предположил врач.
– Тренер мой.
– Сейчас я выйду, сюда нельзя. Так, Валентина Григорьевна, – обратился он к медсестре. Врач снова посмотрел на меня, задумался перед тем, как что-то сказать: – Обработаете ему голову, руку, живот, отправьте на анализы и на снимки и обязательно пригласите невролога.
Он дал распоряжение и вышел к Стасу. Медсестра провела меня в соседний кабинет. Заспанная девушка надела перчатки, быстро обработала мне руку и живот, немного дольше провозилась с носом, села за стол и начала писать направления, параллельно объясняя, что где находится и что мне делать дальше.
– Когда все сделаете, вернетесь сюда, вас и ваши снимки посмотрит невролог, – говорила она, выдавая мне больничные шлепанцы, чтобы я не ходил по больнице в сапогах.
Полчаса было потрачено на то, чтобы сделать снимок и сдать анализы. Возвращаясь по больничному коридору в приемную, я услышал Стаса:
– Сидит на асфальте, и арматура летит ему в голову. Он ногой чуть опоздал, а мог бы отбить…
Выглядываю из-за угла, вижу Стаса в позе бейсболиста, врача, медсестру и женщину, которая смотрит то на Стаса, то на свет потолочной лампы через снимок моей головы.
– Толстый кусок арматуры летит ему прямо в лицо, – показывает Стас руками траектории.
– Это была труба, – перебиваю я Стаса, – и скользящим он меня задел, не сильно ударил.
Небольшая пауза, все смотрят на меня. Я, смущаясь, нарушаю молчание:
– Как там? Жить буду?
– По моей части все хорошо – начал врач, который меня осматривал. – Анализы в порядке, на снимках тоже все хорошо, но вам бы отлежаться пару дней.
– Спасибо, отлежусь, – поблагодарил я врача.
Я подошел ближе к женщине со снимками.
– Скажите, а почему у меня это… “искры” из глаз не посыпались? Может, у меня… как у динозавра – с грецкий орех? – смущаясь, шепотом спросил я невролога.
Женщина заулыбалась, подняла снимок, еще раз посмотрела на него и сказала:
– Обычное строение черепа, и размеры, и форма мозга среднестатистические, просто хорошо держите удар, так ваш “тренер” говорит. Присядьте, пожалуйста.
Она продолжила осматривать мою голову:
– Так, посмотрите на молоток, – и начала водить молотком у меня перед глазами…
Да, удар я держу. Спустя много лет в то же место, в верхнюю губу, мне прилетит кувалда. Будет сквозная рваная рана, одиннадцать швов, но тоже ни искр, ни потемнения, ни двоения в глазах – сознание ясное, состояние адекватное.
– По моей части тоже все хорошо, даже отлично относительно того, как вы выглядите. Это даже удивительно. Подождите, я напишу заключение, – после нескольких тестов сказала невролог.
– Мне заключение не надо. Спасибо, мы поедем уже. Спасибо вам.
– Ну, не надо так не надо, я все равно пишу. Счастливого вам пути.
– Все, Петрович, всех благ вам и вашим близким, – Стас, кланяясь, пожал двумя руками руку доктора.
– И вам спасибо, – обратился он к неврологу и медсестре, наклоняя голову. – Нам действительно пора.
Снова встречаюсь взглядом с врачом – на меня смотрит добрый, открытый и очень уставший человек. Жму ему руку, выходим на улицу.
– Нормальный мужик этот врач, – начал Стас, – тоже служил, как выяснилось. Знаешь, сколько ему лет?
– Не знаю, думаю, больше пятидесяти. Шестьдесят? – предполагаю я.
– Семьдесят четыре. Представляешь?
– Нет! – искренне удивляюсь я.
“Семьдесят четыре… Да ладно, не может быть – думаю я. – Вот это люди! В войну ему под двадцать было, гвозди бы делать из этих людей”.
Мы перешли дорогу, подошли к машине.
– Стас, дай ключи, я сяду за руль. Ко мне заезжать не будем… Жаль, конечно, я гостинцев купил и родителям, и племяшке, – вздыхаю я. – Пойдем сразу на Россию…
Я давно не был в городе, хочу его чувствовать колесами. Смотрю в зеркало – в носу красные кровавые тампоны, лицо распухшее. Дышу ртом, высохшими, потрескавшимися губами, под обоими глазами припухло и посинело. Придвигаю к себе руль, поднимаю сиденье, запускаю мотор.
– Подожди, – вдруг сказал Стас, – где твои гостинцы?
– Под спальником в матерчатой сумке.
Он поднял спальник, достал сумку.
– Так, ананас, нектарины, яблоки. Фрукты – это хорошо! Что тут еще? Печенье, чай, кофе, конфеты – отлично, – перечисляя, доставал Стас содержимое сумки. – Мыло. Это не нужно, хотя? Шампунь пусть остается. Что тут еще? Крупа, сахар, макароны, оливковое масло… Зачем ты это покупаешь?
– Маме. Нравятся ей заморские продукты, да и дешевле многое, чем у нас.
– Ого, – почему-то удивляется Стас, – никогда бы не подумал, что у них дешевле. Так, что здесь еще? Крем для лица. Это неврологу – ей, наверное, столько же лет, как и твоей маме. Дальше шоколад… Отлично, глуши…
Стас выпрыгивает из машины и снова бежит в больницу.
“Возвращаться – плохая примета”, – вспомнил я слова Стаса, когда он бегал с чаем к своей маме. Но я не верю в приметы, хотя ночью вышло не очень хорошо. И тетя Глаша сказала бы, что все произошло из-за того, что Стас вернулся.
Смотрю в зеркало. На остановке бомж достал из мусорки мой сандаль и туфель, примерил их друг к дружке, положил на лавку, глубже покопался в мусорке. Снова примерил обувь друг к дружке, сел на лавку, взял с земли окурок. Закурил, поднял обувь перед собой. Задымил, думая о чем-то, глядя на обувь, – в итоге положил обувь в свой пакет, выплюнул сигарету и снова начал копаться в урне.
– Представляешь – отказывались! – прибежал Стас. – Мы ведь от чистого сердца, у них такая работа! Им эмоции положительные нужны, улыбки. Я улыбаюсь им и говорю: вот, мол, чаю попьете. А они отказываются. Я не понимаю наших людей, я ведь с душой, просто спасибо вам за службу. Нам ведь ничего уже не надо, мы уехали уже. Это просто благодарность за работу вашу, а они – не надо…
С горки разгоняю грузовик, слушая Стаса. Слышу его как фон к солирующему мотору вперемешку с радио. С третьей передачи, щелкая делителем, включаю сразу пятую, свистит турбинка. С пятой рычаг перевожу на седьмую пониженную, гора помогает разгону, “газ” в пол, обороты быстро растут, следующая передача – восьмая повышенная… Машина “приседает” всей своей массой на спуске. Небольшой подъем – и я ухожу на Брилевскую. Смотрю на взлетную полосу аэропорта Минск-1, вспоминаю, как с пацанами ходили смотреть через забор на самолеты. Город все светлее. Ухожу направо на Аэродромную.
Открываю окно, слышу, как звук мотора отражается от зданий, ветер свистит. Чувствую утреннюю прохладу, хочу вдыхать запах этого города, но нос заткнули ватой.
“Чего будут стоить тысячи слов, если нужна будет крепость руки?” – спрашивает Виктор Цой. Вспоминаю ночное столкновение, мотаю головой, переключаю радиоволну. Играет “Ты моя мелодия” в исполнении Муслима Магомаева, одна из любимых песен моей мамы, – оставляю. Буквально на одном дыхании прохожу Аэродромную, и вот я уже у автовокзала “Восточный”. Хорошо вижу, в деталях представляю, буквально слышу запах прохладного подъезда родительского дома, который прячется в жилом массиве в нескольких сотнях метров отсюда. Представляю дверь квартиры, где мы должны были остановиться на несколько часов, отдохнуть, поговорить, покушать… Но нет, не сегодня, позвоню им вечером.
Весело свистит турбина, пронося нас над речкой по мосту, под которым мы зимой ходили по льду с одноклассниками в длинный и страшный темный тоннель. Выхожу на Ванеева, с ходу под “спящий” желтый пересекаю Партизанский. Еще пара лиричных фраз от Муслима Магомаева – и я на Запорожской. Дальше Филимонова, проспект Франциска Скорины, пост ГАИ, взмах жезла – останавливаюсь.
Милиционер видит меня через лобовое стекло, улыбается, подходит. Я открываю дверь.
– Что? Нажрались водки и лицом в асфальт? – спрашивает инспектор. – Когда вы уже упьетесь, когда вам уже хватит?!
Я молча достаю из верхнего ящика документы.
– Зачем мне твои бумаги? Пошли! – зовет меня гаишник.
– Куда? – спрашиваю я
– Куда-куда? – дразнит меня милиционер. – В трубку дышать…
