Считается, что каждый человек может написать хотя бы одну интересную книгу. О себе. Тем более если твоя биография как нельзя лучше подходит для истории современной Золушки, ставшей самой богатой спортсменкой мира. Плюс если тебе еще помогает опытный писатель и журналист. Шарапова объединила свои усилия с Ричем Коэном – автором пары романов, журналистом Vanity Fair и сценаристом сериала «Винил». Книга, которая называется «Неудержимая. Моя жизнь», получилась очень интересной и порой чересчур откровенной. Комментарии затронутых в ней людей еще не появились. Да и нужны ли они, когда ты и так веришь Маше Шараповой, которая стала Марией, лишь переехав в Америку.
Родные давно заметили: у Маши железный характер. А соперницы смогли оценить его на корте.Фото: GLOBAL LOOK PRESS
«Мария – это не мое настоящее имя. Меня крестили как Маша. Но в Америке, где нет созвучного совпадения с моим именем, люди стали называть меня Марша. Соединили меня с семейкой Брейди! («Семейка Брейди» – известный в США комедийный сериал, где есть персонаж с таким именем. – Ред.). И в какой-то момент я попросила называть меня Марией».
Вот некоторые отрывки из американского издания книги.
«Башня» рядом с родителями
Шарапова начинает повествование с момента, когда она еще не родилась. И главным героем первой половины книги выступает не она, а ее отец, которого она чаще называет Юрием, чем папой.
«Мой дядя подарил папе ракетку на день рождения. Это была такая шутка. Ведь в теннис играли только богачи. Но в Гомеле недавно открылся теннисный клуб, и мой папа подумал: «А почему бы и нет?!» Сам он начал слишком поздно, чтобы стать большим игроком, но он был спортивным человеком и скоро стал прилично играть».
Затем последовал взрыв в Чернобыле, который слышала беременная Машей мама.
«Мои родители уехали на север. Мама моего отца осталась (в Гомельской области. – Ред.). Спустя несколько лет мы поехали к ней домой в отпуск и были поражены огромными лесными грибами. Все говорили, что это вызвано радиацией, и это заставляет меня задуматься о моем росте. Мои мать и отец не маленькие, но и не большие. Во мне же шесть футов два дюйма, не считая пяток (189 см. – Ред.). Я башня рядом с ними. Так откуда же взялась эта высота? Мой отец говорит, что я выросла, потому что мне нужен был достаточный размер, чтобы конкурировать в спорте. Он верит в силу человеческой воли. Но моя мать собиралась забеременеть мной как раз тогда, когда взорвался реактор. Так что кто знает».
Шараповы переехали в Нягань, а оттуда в Сочи. В 6 лет Маша с папой совершили путешествие за океан, где в теннисной академии Боллетьери Шарапова встретилась с Анной Курниковой.
Книга Марии Шараповой «Неудержимая. Моя жизнь»
«Похожа на Курникову? Чушь»
«Меня с самого начала сравнивали с Анной Курниковой, потому что мы обе были русские и обе блондинки. Какая чушь! На самом деле мы были непохожи в жизни и совершенно по-разному играли на корте. Но в каком-то смысле эта связь с Курниковой сыграла и положительную роль. Я поняла: чтобы не носить обноски, мне надо ее обойти. И на меня будут смотреть совсем другими глазами, как на самостоятельного человека…
У моего отца были проблемы с Курниковой, особенно с ее матерью. Не думаю, что она была в восторге от нашего приезда в академию. Ведь до этого Анна была милой маленькой русской звездочкой. И вдруг появилась конкуренция…
И потом просто так меня выгнали из академии. Для Юрия это было похоже на изгнание из Эдема.
Я была там всего несколько месяцев, но быстро продвигалась вперед. И почему это произошло, для меня тогда понятно не было. Одним из объяснений может служить тот факт, что я быстро начала выигрывать у более взрослых девочек, которые были на три, четыре или пять лет старше меня. А их родителям, которые вносили полную плату, не нравилось осознавать, что их дети отнюдь не являются вундеркиндами. Но мой отец понимал, что дело не только в этом и Ник (Ник Боллитьери. – Ред.) не виноват. Он обвинил мать Анны Курниковой Аллу».
«Нельзя заставить плакать»
«Мой отец рассказывает несколько историй, когда он понял, что у меня жесткий спортивный характер. Когда мне было шесть лет, прежде чем мы уехали в Америку, я проснулась с шишкой на глазу. Она начала расти, и в какой-то момент я почувствовала страшную боль. Юрий отвез меня в больницу. Глазной хирург осмотрел меня и сказал: «Мы должны немедленно сделать операцию. Прямо сейчас. Но это недалеко от глазного яблока, что означает, что мы не сможем сделать анестезию». «Хорошо, просто сделайте это», – сказал Юрий.
Двадцать минут спустя мы вернулись к Юрию. Доктор был белым и безмолвным. Юрий испугался. Он сказал: «Боже мой, что случилось?»
«Все в порядке. Операция прошла хорошо. Но меня беспокоит, что Маша не плакала. Это ненормально. Это нехорошо. Она должна плакать».
«Хорошо, – сказал Юрий, – мы не можем изменить ее. Если она не хочет плакать, то мы не сможем ее заставить».
Мы сели в автобус, и по дороге домой я не сказала ни слова. И только когда мы вошли в дом и моя мама обняла меня, я заплакала. Боже мой, как я рыдала!»
«…Я не дружила с другими девушками, потому что это могло сделать меня мягче… Я чувствую, что другие игроки запуганы, боятся меня, еще до того как вышли на корт. Они знают, что я сильная. Я не хочу заводить друзей на моем поле боя. Если мы друзья, я отказываюсь от оружия. Мой бывший тренер Томас Хегштедт сказал мне, что советовал другим теннисисткам: «Не смотрите Марии в глаза ни до, ни во время, ни после матча».
«Юрий (отец. – Ред.) просыпался каждое утро в 4.00 утра, чтобы одеться в темноте и приготовить мне завтрак. В те дни, когда ему приходилось уезжать на работу особенно рано, он готовил мне рис и клал горшок под подушку, чтобы он был теплый, когда я проснусь».
Русская по менталитету
«Мы посетили Москву и останавливались в Сочи (в начале 2000-х. – Ред.). Мы путешествовали. Увидели моих бабушек и дедушек, друзей и родственников. Странно было снова стоять в тех маленьких домах и маленьких квартирах. В Америке все было намного больше. Я всегда останусь русской по своему менталитету…
Я с 6 лет жила во Флориде и Калифорнии, смотрела американское телевидение и ела американские продукты. Какая-то часть моей личности всегда будет в США. Это самая комфортная культура для меня, где я действительно чувствую себя спокойно. Но поняла я это только тогда, когда вернулась в Россию. В том-то и дело, что когда вы живете, как на трассе, мимо вас пролетают десятки разных отелей и квартир, и получается, что вы живете вроде бы нигде. Все дрейфует мимо. Ты никогда не можешь получить слишком много удовольствия, потому что ты не знаешь, что будет послезавтра. Остаются только теннисные ракетки. Люди думают, что это гламурная жизнь. Но ты чувствуешь себя запутанным и одиноким».
Зависть и доллары
«И твоя жизнь меняется. Дело не в деньгах или славе, а в том, как деньги и слава отделяют тебя от других игроков. Мы все конкурируем за одни и те же доллары, и некоторые рассуждают так: если Мария получит доллары, значит, она отобрала деньги у тебя…
Зависть стала новой вещью, с которой мне пришлось столкнуться в туре. Но мне завидовали не потому, что я выигрывала и была сильной соперницей, а потому, что снималась во всех этих рекламах. Некоторых теннисисток это просто выводило из себя. Лена Дементьева всегда ездила на турниры с мамой. Она буквально сверлила меня взглядом и всегда смотрела косо. Однажды я узнала от своего массажиста, который работал со многими российскими теннисистками, что мама Дементьевой сказала: она не может заключить ни одного контракта в Японии, потому что все компании выбрали меня».
Жених хотел быть главным
«У меня не было серьезных отношений почти до 22 лет. В конце 2009 года моя подруга готовила барбекю в своем доме. Это была суббота, и она заранее позвонила мне и спросила, не буду ли я против, если она пригласит кое-кого еще. Я согласилась, не понимая, что именно она имеет в виду.
Он вошел в ее дом, когда мы уже ужинали. Его волосы еще были мокрыми после душа. На нем был спортивный костюм, оба колена были замотаны льдом. Он сразу мне понравился. Субботний вечер, а он только закончил тренировку? Это определенно мой типаж. Его звали Саша Вуячич. Он был словенским баскетболистом, игравшим за «Лос-Анджелес Лейкерс». В тот вечер мы ели жареное филе рыбы, болтали, а затем обменялись номерами.
У нас возникли взаимопонимание и близость, которые, как мне тогда казалось, возможны только между двумя спортсменами. У него был дом в Лос-Анджелесе, он был профессиональным спортсменом, высоким (рост 201 см. – Ред.), с восточноевропейским менталитетом.
Но намеки на определенные проблемы возникали в самом начале. Например, когда мы были в Лос-Анджелесе, он всегда настаивал, чтобы мы оставались у него, хотя мой дом был намного больше и уютнее и находился на той же улице. Это было чисто мужское проявление – или, может, проявление мужчины из Восточной Европы. Он хотел быть главным, быть в центре всего, контролировать все. Он не любил вспоминать о том, что я зарабатываю больше, что мой дом больше. Мы никогда не обсуждали и не признавали, что я в теннисном мире успешнее и значимее, чем он в баскетбольном.
Примерно через год мы обручились. Это не было конкретное намерение сыграть свадьбу, к которой я точно не была готова, – скорее такое провозглашение любви в славянском или восточноевропейском стиле, способ объявить, что у меня есть только он, а у него – только я. Он подарил мне кольцо с огромным камнем, которое я снимала только во время матчей.
Но постепенно мой успех, моя слава, мое богатство становились для него большой проблемой. В конце концов я начала чувствовать себя как в ловушке. Перед «Ролан Гаррос-2012» я постепенно стала отдаляться от него.
Когда я победила на «Ролан Гаррос», то позвонила ему из раздевалки. Было слышно, что он на тренировке. Он поздравил меня. Я стала благодарить его за то, что он был со мной в сложные моменты, подбадривал меня, когда я падала духом, верил в меня, толкал меня вперед. Меня переполняли эмоции. Чувствовалось, что он рад за меня и растроган. Но когда он позвонил мне вечером, то был совсем в другом настроении. Он был недоволен, почти зол. Я спросила его, что случилось. Он ответил, что дома посмотрел матч и церемонию награждения. Я поняла, что произошло: он разозлился, потому что я даже не упомянула его в своей речи. И он больше не мог думать ни о чем другом. Я много месяцев ждала от него какого-то знака – и получила его. В одном-единственном предложении. Наши отношения закончились».
Саше Вуячичу было обидно быть не таким успешным, как его возлюбленная. Фото: NBAE/Getty Images
Допинг и рекламный контракт
В 2015 году Марию Шарапову дисквалифицировали на 15 месяцев за мельдоний. Это было шоком для теннисистки.
«Через несколько недель после Открытого чемпионата Австралии я получила от международной федерации странное сообщение по электронной почте. Оно было адресовано не всем игрокам, как обычно, а мне и только мне одной. Когда я начала читать его, то мое сердце заколотилось. В e-mail было сказано, что образец мочи, который я сдала в Австралии, дал положительный результат на допинг. В нижней части записки было название препарата – мельдоний. Какого черта? Я принимаю его с десяток лет, как и миллионы других восточноевропейцев. На него даже рецепт не нужен. В России его принимают так, как аспирин в Америке: от ишемической болезни сердца. Это настолько распространено, что ты даже не считаешь это лекарством, не говоря уже о препарате, повышающем производительность. Мне его прописали еще в 18 лет, когда на ЭКГ нашли аритмию. Кардиолог посоветовал мне принимать милдронат в качестве меры предосторожности во время интенсивных тренировок и матчей наряду с витаминами и минералами… Моя бабушка тоже принимает его из-за состояния сердца».
В марте 2015 года Шарапова созвала пресс-конференцию, на которой рассказала, что у нее нашли мельдоний.
«Через несколько часов после пресс-конференции я сидела за кухонным столом на Манхэттен-Бич, разговаривала с мамой, которая готовила ужин. Зазвонил телефон. Это был Макс (агент Шараповой Макс Айзенбад. – Ред.). Его голос звучал грубо. Он только что разговаривал с «Найком». Не вдаваясь в подробности, он просто сказал: «Это был нехороший разговор, Мария». Оказалось, через два часа после пресс-конференции в «Найк» приостановили мой контракт, хотя в нем не было такого понятия, как «приостановка»… Было ли это сделано для того, чтобы дистанцироваться от меня и прикрыть свои задницы, я не заю. Но когда дерьмо попадает в вентилятор, то можно очень быстро отделить настоящих друзей от простых знакомых.
УИМБЛДОН-2004
Пахучий знак победы
«Однажды по дороге на тренировку я наступила на что-то… И когда зашла в клуб, заметила запах, этот ужасный, ужасный запах… Я выругалась себе под нос и сказала служанке в раздевалке: «Я наступила в собачье дерьмо и не очень знаю, что делать. У вас есть шланг или что-то еще, чтобы почистить обувь?»
«Нет проблем, – сказала она. – Это Уимблдон. Здесь это случается довольно часто».
Когда я вышла из раздевалки, ко мне подошел старичок из обслуживающего персонала. Ему не хватало нескольких зубов, но он все равно улыбался. И он сказал: «Привет, Мария. Я слышал, ты наступила на что-то на газоне».
«Да, – застонала я. – Я наступила в собачье дерьмо».
«Это не собачье дерьмо, – сказал он. – Это дерьмо лисы!»
«О боже мой, – сказала я. – Это ужасно!»
«Нет, – сказал он, смеясь. – Это замечательно! Наступить в дерьмо лисы считается лучшим видом удачи. Лучшим! Возможно, это значит, что ты здесь победишь».
Шарапова в 17-летнем возрасте действительно выиграла Уимблдон, победив в финале Серену Уильямс.
Серена не забыла своего первого поражения от Марии.Фото: GLOBAL LOOK PRESS
ПРОТИВОСТОЯНИЕ
Слезы и клятва Серены Уильямс
«После финала Уимблдона-2004 Серена обняла меня и сказала: «Хорошая работа». Она улыбнулась, но внутри наверняка чувствовала себя иначе. Когда я зашла в раздевалку, то услышала ее всхлипы. Серена плакала навзрыд. Я постаралась покинуть раздевалку как можно скорее.
Люди часто задаются вопросом, почему я выиграла у Серены только два матча из 21. Для меня ответ – тот самый момент в раздевалке. Я думаю, она возненавидела меня как тощую девочку, которая обыграла ее в финале Уимблдона вопреки прогнозам. Но даже больше она ненавидела меня за то, что я услышала, как она плачет. Вскоре после турнира Серена сказала подруге, а та передала ее слова мне: «Я больше никогда не проиграю этой маленькой сучке!»
