Валентина Владимировна начинала матросом-кассиром на теплоходах серии «Ракета» в Гомельском порту. Была и поваром, и прачкой, и маляром, и уборщицей, и швартовщицей. А одно время — спасателем. Когда случилась авария на Чернобыльской АЭС, «Ракеты» первыми начали эвакуировать людей из Припяти и 30-километровой зоны. Валентина и ее коллеги-матроски каждый день — с 26 апреля по 4 мая — делали по несколько рейсов в радиационный ад. После Чернобыля Валину «Ракету» порезали на металлолом — не удалось очистить от радиации. Вскоре развалился СССР. Позже обмелел Сож. В прошлом остался живой и небедный речной флот. В настоящем — общежитие, где одни бывшие матросы живут, а другие работают.
7 утра. По длинном скрипучему коридору в сторону кухни шаркают тапки. Включается плита. Греется чайник. Сонные люди наполняют коммунальную кухню. Большинство из них — бывшие. Бывшие механики судов, бывшие строители теплоходов, бывшие матросы.
В 9 утра на кухню приходит Валентина Владимировна Кривенкова, бывшая матроска, сейчас — заведующая общежитием Гомельского речного порта. Проверяет плиты, проводит пальцем по столешницам, чтобы убедиться, что чистые. Заглядывает в раковины. Кто-то из жильцов снова поленился вымыть посуду. Валентина спускается в свой кабинет и начинается «вертушка»: в спортзале протек потолок — срочно вызвать сантехников, заболела вахтерша — найти замену, пришли уборщицы с отчетом — выслушать и похвалить, кого-то заселить, отправить данные в военкомат… Так каждый день.
Была совсем молодая, хотелось приключений и романтики, поэтому вдвое меньшая зарплата не отпугнула
Приходим в общажную комнату отдыха. Нас встречают Валентина Дмитриевна Кришталева и Татьяна Казанцева — тоже матроски гомельских «Ракет». Им всем за 50. Разливают по кружкам кипяток, смеются и немного смущаются. Не привыкли к вниманию. О том, что эти женщины занимались эвакуацией людей из Чернобыля, не знают даже многие нынешние работники гомельского порта.
Попала во флот случайно
Если кто-то говорит, что флот — дело не женское, то это только от незнания. В белорусском пароходстве почти все матросы были женщинами.
— В речной флот я попала случайно, — говорит Валентина Владимировна. — Сразу после школы пошла работать в Статуправление оператором-контролером. Зарплата была отличная, но я поняла, что цифры и бумаги — не мое. Работала без удовольствия. В 1985 году на фабрике «8 марта» организовали что-то вроде биржи труда. Я туда пришла ради интереса: посмотреть, какие вообще бывают вакансии. Мне сказали, что сейчас нужны люди в порту. Пришла в портовый отдел кадров всё разузнать, и они уговорили пойти к ним матросом-кассиром на теплоход «Борис Цариков», который плавал в Киев из Гомеля, Мозыря и Речицы. Тогда я была совсем молодая — 21 год — хотелось приключений и романтики, поэтому вдвое меньшая зарплата, по сравнению со Статуправлением, меня не отпугнула.
Быть матросом с детства никогда не мечтала и Валентина Дмитриевна Кришталева. В 1982-м она переехала из Могилева в Гомель. В Могилеве девять лет отработала в магазине контролером-кассиром. В Гомеле жил ее брат, который работал в порту. Так 28-летняя девушка перешла с суши на воду.
«Ракеты», на которых работали Валентины, — скоростные теплоходы на подводных крыльях. Когда они набирали скорость и разгонялись до 60 км/час, то как будто парили над водой. Первая «Ракета» отправилась из Гомеля в Киев 20 июня 1960-го. В столицу Украины «Ракеты» курсировали из Мозыря и Речицы. Сначала у них были порядковые номера: «Ракета 01», «Ракета 02», но вскоре появились имена. «Борис Цариков», «Иван Зайцев», «Степан Шутов» — в честь советских героев.
Капитан говорит: «Валя, иди-ка выбрось кранец». Что такое этот «кранец»? Куда его выбросить? Смотрю, швабра лежит…
— Ой, божачки, пойду суп выключу, а то нечем будет ребенка кормить! — вспоминает о своих обязанностях бабушки Валентина Дмитриевна, которая сейчас живет в портовом общежитии, и убегает на кухню. А ее тезка в это время вспоминает первый рейс.
— Настоящий экзамен! Представьте, я впервые в жизни на судне, а мне нужно не только обилечивать пассажиров, но и делать очень специфическую флотскую работу: швартовать теплоход к причалу, например. Близится первая остановка, мы подходим к пристани, раскачиваемся на волнах, мне нужно пришвартоваться: сделать петлю на канате, закинуть ее на кнехт на причале, а потом подтянуть «Ракету» и привязать ее. Мне 21 год. В общем, я не помню, на которой остановке у меня это, наконец, получилось.
— А ещё в этот день на водохранилище была серьезная волна — почти шторм, — продолжает Валентина Владимировна. — Обычно при такой волне Киев в водохранилище не пускал, но в этот день почему-то пустил. Меня жутко укачало. И пассажиров тоже. Я взяла бутылочку с нашатырём и отправилась в салон их спасать. Подхожу к одной мамочке с дочкой, протягиваю ей нашатырь и говорю: «Вот, помажьте вашей дочери виски». А девочка выхватывает эту бутылочку и залпом выпивает! Я попыталась представить, как мы будем ее спасать от отравления тут на реке, но близилась следующая остановка и мои мысли снова захватили канат, кнехт и причал.
— Когда мы, наконец, прибыли в Киев, я выдохнула с облегчением. Но зря. Идем по трапу, а капитан говорит: «Валя, иди-ка выбрось кранец». Что такое этот «кранец»? Куда его выбросить? Смотрю, швабра лежит. Думаю, наверное, это оно. Подняла и повесила. Приходит капитан, спрашивает: «Ты что сделала?». Ну как что, кранец выбросила! Оказалось, что кранец — это что-то вроде автомобильной шины. Их цепляют на борта судна, чтобы два теплохода не ударялись друг о друга. Плавать мне очень понравилось. Простор, вода, природа, общение с людьми. Оказалось, что всё это мне как раз и было нужно.
Вали на «Ракетах» эвакуируют Припять
В субботу 26 апреля 1986-го Валентина Владимировна расписывалась со своим мужем в сельсовете деревни Заспа, Речицкий район. На следующий день они сели на мотоцикл и поехали в Речицу, куда из Киева причалили Валины коллеги — отметить с ними свадьбу. От них Валентина узнала, что на реакторе в Чернобыле случилась авария. 27 апреля «Ракета» с утра вывезла первых 100 человек из пораженной радиацией Припяти. В понедельник 28 апреля Валентина уже догоняла свою команду в Лоеве. «Ракета» снова летела в сторону Чернобыля.
Официальная эвакуация людей из 30-километровой зоны началась только 4 мая. До этого гомельские и киевские «Ракеты» были для жителей этой территории одним из немногих шансов выбраться из радиационного ада. Эвакуированных людей отвозили в Киев, Мозырь и Гомель. Ракеты курсировали туда-обратно дважды в день. Спустя пару дней после аварии выезд в сторону Киева за пределы Киевского водохранилища закрыли. Украинцы поставили в водохранилище что-то вроде лайнера, который принимал эвакуированных с теплоходов и отвозил в город. На территории Беларуси такого лайнера не было, эвакуированных людей «Ракетами» везли прямо в Мозырь или Гомель.
— У людей была паника. Несмотря на то, что на причалах дежурила милиция, творился хаос. Люди расталкивали друг друга, прыгали в воду и всеми правдами и неправдами пытались попасть на борт. Кто-то тащил с собой ковры, кастрюли и прочее нажитое добро, кто-то выбрасывал чемоданы в воду — лишь бы спасти себя и свою семью, — вспоминает Валентина Владимировна.
Спасать себя работникам флота велели с помощью водки и йода
— Нас буквально топили! — подхватывает Валентина Дмитриевна, которая 26 апреля, в день аварии, как раз была в рейсе, проплывала мимо Припяти, наблюдала купающихся в реке людей и радиационный столб. Думала, это облако. — В «Ракету» набивалось минимум по 100 человек (вместимость теплохода — до 66 человек, примечание редакции). Мы с трудом поднимались на крылья, а потом ползли «на пузе» со скоростью 30 км/час. Забирать людей нам разрешили только на дебаркадерах, больших речных вокзалах, а в маленькие пристани в 30-километровой зоне заходить было запрещено. Чтобы попасть к нам борт, люди подплывали на лодках. Мы тормозили и поднимали их к себе.
О том, что работа превратилась в смертельную опасность, матроски лишь догадывались:
— Считалось, что мы работаем в штатном режиме. Просто выполняем свою работу, а не людей спасаем.
После каждого рейса женщины проводили дезактивацию «Ракет». Сначала мыли теплоходы, потом сдирали краску до железа на тех участках, где радиация зашкаливала, и красили заново. У экипажа «Ракет» уровень радиации в крови измеряли каждый день — утром перед рейсом они сдавали анализ крови, по прибытии из зоны — их проверяли дозиметром. Спасать себя работникам флота велели с помощью водки и йода.
— Нам выдали справку, что мы работаем в зоне и, несмотря на сухой закон, в магазине в любое время отпускали водку. Я ненавидела водку. Но все говорили, что нужно пить. Поэтому мы ее принимали как лекарство. Четверть стакана водки и 3-4 капли йода. Мужчины, кто покрепче был, наливали себе по целому стакану и выливали туда по флакончику йода. Звучит невероятно, но, кажется, это работало. Как-то ребята-добровольцы, которых мы отвозили в Чернобыль, рассказали, что один из них выпил лишнего и уснул прямо под реактором. Когда утром у всей команды измерили радиацию, оказалось, что у него меньше всего! — делится флотскими секретами выживания Валентина Владимировна и хохочет.
4 мая «Ракеты» привезли последнюю партию спасенных. После 5 мая движение пассажирских теплоходов остановилось. А участникам ликвидации посоветовали уехать на чистую территорию. Валентина Владимировна уехала в Мурманск к мужу-подводнику. А Валентину Дмитриевну и многих других работников порта отправили на заготовку сена в Петриковский район. Пробыли там около месяца и вернулись в порт. К этому времени из своего вояжа вернулась и Валентина Владимировна.
Теплоходы — на металлолом, порт — в утиль, сотрудников — на пенсию
Спустя месяц после аварии в гомельском порту и в стране все вели себя так, как будто ничего особенного не произошло.
— Нам даже платить дополнительно за ликвидацию не хотели. Я знаю, что украинцам, которые тоже вывозили людей на «Ракетах», давали зарплату в четырехкратном размере. Все тогда говорили, что ликвидаторы денег нагребли. А я за эвакуацию получила 19 рублей. И медаль, — рассказывает Валентина Владимировна скорее с юмором, чем с досадой. Она считает, что ничего особенного не совершила — просто делала свою работу.
Государство тоже не сразу поверило, что экипажи «Ракет» были ликвидаторами.
— Нам всем, ликвидаторам с «Ракет», хотели дать 20-ю статью вместо 19-й, под которую мы реально подходили (закон «О социальной защите граждан, пострадавших от катастрофы на ЧАЭС» — примечание редакции). Я отказалась от 20-й статьи, потому что ее получили те, кто спустя пару лет после аварии на ЧАЭС работали в Ветке и Брагине. Разве Чернобыль и Припять в первые послеаварийные дни с этим сравнятся? В 1991 году через Минск нам все же удалось доказать, что мы эвакуировали людей из зоны отчуждения в 1986-м. Дали 19-ю статью.
Льготы по 19-й статье были существенные: плюс 14 дней к отпуску, бесплатные лекарства, отдых в санатории и проезд в общественном транспорте, скидка 50% на коммуналку, право бесплатно приватизировать жилье. И пенсия в 45 лет. Кроме этого, ликвидаторы, как и все жители Гомеля, получали выплаты, которые в народе называли «гробовые», — по 15 руб. на человека в месяц.
Сейчас, по сравнению со странами-соседками, в Беларуси социальная защита ликвидаторов последствий аварии на ЧАЭС организована хуже всего. С 2012 года ликвидаторов у нас официально нет. Есть пострадавшие — в новых удостоверениях чернобыльцев исчезла градация на участников ликвидации и пострадавших. Объем льгот всё время сокращается. К 2009 году все существенные льготы 90-х участникам ликвидации были отменены (если они не стали инвалидами).
В Украине у ликвидаторов остался бесплатный проезд в городском и пригородном транспорте, бесплатные лекарства, 50% скидки на все или некоторые виды коммунальных услуг, бесплатное протезирование зубов и земельный участок тем, кто нуждается. Ликвидаторы получают денежную компенсацию, хоть и незначительную. В Украине есть отдельный день, посвященный чествованию участников ликвидации — 14 декабря. В России ликвидаторам оплачивают 50% коммунальных услуг, они получают небольшую денежную компенсацию.
До 1987 года «Ракеты» отстаивались в порту. Теплоходы «Борис Цариков» и «Степан Шутов» списали — они были слишком радиоактивные. Правда, Валентина Владимировна говорит, что какое-то время «Шутов» стоял на берегу в Ченках, для красоты. Остальные «Ракеты», те самые, которые участвовали в эвакуации, в 1987-м опять начали курсировать в Киев.
Валентина Дмитриевна осталась верна «Ракете» до конца. Ходила на ней в Киев до 1991 года, пока не ушла в декрет. Когда вернулась, «Ракет» уже не было. Пошла работать в охрану на дебаркадер — убирать и дежурить. Потом на прогулочный теплоход «Минск». Ушла по состоянию здоровья — из-за больной спины больше не смогла бросать трап. Какое-то время дежурила на вахте в пароходстве. А потом была уборщицей в общежитии. В 55 лет с ней не продлили контракт — было много желающих на это место — и она, наконец, стала полноправной пенсионеркой (официально на пенсию вышла в 45 как ликвидатор). Теперь помогает дочери, растит внуков. Живет в том самом портовом общежитии.
Валентина Владимировна тоже пробовала вернуться на «Ракету», но говорит, что с тех пор они в Киев уже ходили полупустые. В 1988-м перешла на прогулочные теплоходы «Брест» и «Минск». Некоторое время была поваром на грузовых буксирах, помогала своему мужу — капитану. Вскоре отправилась в декрет. После этого на воду больше не вернулась. Сначала была вахтером в общежитии, а потом стала заведующей.
О своем флотском прошлом женщины вспоминают с восторгом. До сих пор недоумевают, как развалилась такая огромная индустрия. И говорят, что если бы сейчас флот возродился, то туда, не раздумывая, пойдут работать не только они, но и другие их коллеги. Правда, коллег осталось не так много. По ходу беседы Валентины то и дело произносят фамилии своих ровесников, которых уже давно нет в живых.
— Хорошая бригада у нас была! — ностальгически вздыхает Татьяна Александровна.
— Команда! — осекает ее Валентина Владимировна. — Мы как семья были. Всё вместе делали. Ели за одним столом.
— Ой, девчонки, помню теплоход сломается, хлопцы ночь не спят — ремонтируют, чтобы утром в рейс отправиться. И мы не спим — фильтры им моем, чтобы быстрее было, — говорит Валентина Дмитриевна. — Вот время было так время!