Сегодня на выездном заседании Минского областного суда начался допрос обвиняемых по делу Александра Коржича. На скамье подсудимых трое военнослужащих — непосредственные командиры из роты, где служил погибший. Потерпевшими признаны несколько десятков солдат, а также родные погибшего.
Напомним, обвиняемых трое: Евгений Барановский, Егор Скуратович и Антон Вяжевич. Старшему из них — 23 года. Подсудимые обвиняются в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1, 2 ст. 430 и ч. 3 ст. 455 УК. Один из них также обвиняется по ч. 1 ст. 205 УК.
10:30
Первым допрашивают командира отделения, в котором служил Александр Коржич, Евгения Барановского.
Барановский говорит, что не принимал торжественную присягу. Почему это произошло, сейчас вспомнить не может. Говорит, что только расписывался в бланке присяги.
— Я был призван 17 мая 2017 года в Печи. Проходил там курс молодого бойца до 7 июля, потом проходил обучение на наводчика орудия танка. В ноябре остался там постоянно, получил звание младший сержант, затем в мае получил сержанта. Курсов мы не проходили, обучения не было. Собрали военники, никто нас не назначал. Просто в военник вписали — командир отделения. Во время курса молодого бойца я задействован не был и временно исполнял обязанности командира взвода. С июля по октябрь я был командиром отделения — в него входило 11 человек.
Гособвинитель настойчиво пытается уточнить у Барановского, в связи с чем ему было присвоено звание сержанта.
— Я думаю, что пришел срок службы.
— Какая разница между начальником по воинскому званию и между начальником по служебному положению? — уточняет гособвинитель.
— На данный момент я не могу пояснить. Прошло много времени.
— Является командир отделения, сержант начальником для своих рядовых?
— Начальником по воинскому званию да.
Гособвинитель настойчиво пытается уточнить статус командира отделения. Барановский не может вспомнить. Адвокат обвиняемого просит суд снять вопрос.
— Являлись ли вы должностным лицом?
— Не могу сказать.
— Вы согласны, что вы являлись должностным лицом? — уточняет судья.
— Нет, я не согласен.
— Можете обосновать?
— Нет, не могу.
— Можете рассказать свои должностные обязанности? — продолжает задавать вопросы гособвинитель.
— Не помню их.
— А раньше знали?
— Раньше знал.
— Выполняли их?
— Выполнял.
— В полном объеме?
— Не в полном, но выполнял.
Далее гособвинитель уточняет у Барановского информацию по поводу пользования военнослужащими телефоном на территории части.
— Что вам известно по поводу эксплуатации военнослужащими мобильных телефонов?
— В свободное время. Получали телефоны только на выходные, но они могли также брать в свободное время и по строгой необходимости.
— Вы должны были пресекать пользование военнослужащими телефонами на территории части.
— Да, я знал об этом.
— Какими телефонами запрещено было пользоваться военнослужащим?
— С камерой, с диктофоном, с выходом в интернет, с флешкой.
— При выявлении фактов пользования телефоном каков порядок ваших действий?
— Забрать. Доложить командиру роты. Если телефон забрали, его должны были передать родителям. Как происходило на самом деле, я не знаю.
— Как оформляют сдачу телефонов командиру роты?
— Они пофамильно подходят, сдают телефон под подпись и кладут их в ящик.
— Как командир отделения, вы разъясняли военнослужащим порядок сдачи телефонов?
— Нет, этим занимались офицеры.
— Вы вправе получить у командира телефоны и выдать их военнослужащим?
— Нет, я такого права не имел. Но когда ко мне подходили и просили, я спрашивал у командира роты.
— В какое время военнослужащие пользовались телефонами?
— В воскресенье стопудово, ну и по необходимости подходили.
— Вы видели, чтобы военнослужащие пользовались мобильными телефонами в запрещенное время?
— Нет, такие факты мне неизвестны.
Гособвинитель зачитывает эпизоды с участием Барановского, когда он якобы разрешал пользоваться военнослужащим неуставными мобильными телефонами за деньги.
— Я не считаю, что это была взятка. Это было злоупотребление властью. Как только они прибыли, ко мне зашли рядовые с просьбой выкупить мобильные телефоны. Я сначала отказался, но постоянно подходили ко мне. Я согласился. Он мне сказал, какие у них расценки были, и я на них согласился.
— Вы приняли 30 рублей. Согласны?
— 30 рублей не знаю… Мне кажется, что 20 рублей. Злоупотребил немножко. При мне этими мобильными телефонами никто никогда не пользовался. С самой статьей я не согласен, я не брал взятки.
— Поясните, почему вы не согласны?
— Обосновать я не могу.
— Откуда вам известно понятие «злоупотребление властью»?
— Я уже не помню.
— Что вы можете пояснить по поводу эпизода с военнослужащим Аскерко?
— По поводу Аскерко я пояснить ничего не могу. Я узнал, что у него есть мобильный телефон только после того, как его изъял командир роты. Деньги я не брал у него.
— Эпизод с Коржичем.
— Подходил ко мне Коржич с тем же вопросом, с просьбой разрешить пользоваться неуставным мобильным телефоном. Я принял 40 рублей, но не в качестве взятки. Это было злоупотребление.
— В связи с чем вы получили от Коржича 40 рублей?
— Не могу пояснить.
— Почему вы категорично утверждаете, что это было злоупотребление, а не взятка?
— Я не могу пояснить.
Барановский утверждает, что не видел, чтобы кто-то в его присутствии пользовался неуставными мобильными телефонами.
— Я никогда не видел, чтобы Коржич пользовался при мне мобильным телефоном.
— Известно вам, что он пользовался мобильным телефоном?
— Да, известно. Он у меня его выкупал.
— От кого вам стало известно?
— Ни от кого.
Гособвинитель спрашивает про посещение военнослужащими магазина.
— Подходили, спрашивали, отпрашивались. Чтобы я знал, куда они идут. Время и порядок работы я не знаю. Подходили военнослужащие и говорили, что им нужно сходить в магазин.
Прокурор задает вопрос про Коржича.
— За это время у нас сложились товарищеские отношения с Коржичем. Покупать? Когда-то он покупал, когда-то я. Бывало, что вместе ходили. Я ничего не требовал. На допросах говорил приблизительно. Покупки были, но я не требовал.
— За личные деньги Александр приобретал для вас продукты?
— Бывало, что приобретал. Но я сейчас не помню конкретные эпизоды.
— Вы согласны с обвинением, что вы требовали приобретать продукты за право посещать магазин?
— Нет. Я не согласен, что это взятка. Я не могу описать, что это было.
— Коржич угощал вас? — спрашивает судья.
— Да, он меня угощал, я его иногда угощал. Суммы я сказать не могу.
На все вопросы гособвинителя Барановский отвечает примерно одинаково. Взятки не брал, суммы не помнит, просил военнослужащих приобрести продукты, но не за разрешение посетить магазин. Обстоятельства и условия, на которых покупались продукты, не помнит.
— От меня требовало руководство роты покупать продукты. Тогда я просил купить продукты и передавал их. Сам я это сделать не мог, потому что не всегда имел деньги. Такое я могу сказать по большинству эпизодов. Я никогда ни у кого не требовал. С просьбой подходил. В основном все передавалось командованию роты. Если что-то и брал для себя, то немного.
11:15
Гособвинитель зачитывает эпизоды, связанные с превышением должностных полномочий.
— Какой дисциплинарной властью вы обладаете?
— Я могу им назначить только наряд вне очереди за попустительство по службе.
— Какие еще у вас полномочия?
— Больше никаких.
— До того как объявить дисциплинарное взыскание, что любой начальник должен сделать?
— Построить военнослужащих, вызвать солдата, поставить его перед строем и объявить о взыскании.
— Вы вправе проводить со своими подчиненными занятия по физической подготовке в не установленное для этого время?
— Нет.
— Отжиматься вы их вправе заставлять в не установленное для этого время?
— Нет.
Гособвинитель зачитывает эпизоды, в которых Барановский приказывал военнослужащим отжиматься и замирать на полусогнутых руках.
— Совместно со Скуратовичем никогда такого не было. Что Скуратович делал, я не знаю. Факт, может быть, был. Какое-то попустительство по службе. Если и делалось, то не просто так. Я предупреждал не раз: «Ведите себя хорошо». А это были крайние меры. По поводу этих фактов я ничего сказать не могу, потому что не помню, как это происходило. Перед тем, как это сделать, я предупреждал и не раз, чтобы вели себя хорошо. Они разговаривали в строю и все такое.
— Напоминали военнослужащим о добросовестном выполнении своих обязанностей?
— И не раз. А это были крайние меры.
Барановский утверждает: «Совместно со Скуратовичем я ничего не делал. Ночью я поднимал военнослужащих только два раза. Перед тем, как все это было, они неоднократно предупреждались. Это были крайние меры».
— Крайние меры перед чем?
— Не понял.
— О чем вы хотели предупредить и крайняя мера перед какими действиями?
— Мы постоянно предупреждали, а когда уже довели, отжимались.
— За какие проступки военнослужащие наказывались отжиманиями?
— Кто-то кого-то толкнул… Ну я не знаю. За несвоевременное построение точно такого не было — не знаю, почему потерпевшие так говорят в своих показаниях.
— Почему, когда кто-то кого-то толкнул, вами наказывались все?
— Коллективная ответственность.
— Известно ли вам, что согласно уставу запрещены коллективные наказания?
— Не могу сказать. Раньше, наверное, знал.
Барановский утверждает, что военнослужащих других взводов он никогда не трогал: «Я не знаю, почему потерпевший Кучинский так говорит».
Барановский рассказывает про эпизоды с воротничками: «Воротнички отрывал, было такое. За полчаса до отбоя у них было достаточно времени их подшить».
Барановский вспоминает один из эпизодов, когда военнослужащие после отбоя отжимались в противогазах.
— Пришел проверяющий, они ничего не слушали, шумели после отбоя. Нервы не выдержали, поэтому они отжимались в противогазах. Их не один раз предупреждали, что такое может произойти, но до них не доходило. Встали все, но по поводу Коржича я не могу сказать. В противогазах отжимались в сентябре — был он в это время или нет, я не вспомню.
— Зачем нужно было отдавать команду надеть противогаз?
— Нервы не выдержали.
— А откуда вам известно про такие методы воспитания?
— Я не помню, откуда мне это известно. Может быть, от кого-то слышал.
— Кто-то отказывался выполнять этот приказ?
— Я не помню. Лучко стало плохо. Он перестал отжиматься и сказал мне об этом. Я сказал, чтобы все встали. Они отжимались недолго — минуты две или три.
Гособвинитель спрашивает: «Как вы думаете, эти действия повлияли на поведение личного состава?»
— Нет, — отвечает Барановский, но не может объяснить почему.
Барановский рассказывает про эпизод, в котором вымазал унитаз обувным кремом и заставил военнослужащего убирать.
— Я не помню, кто мне сказал, что Сабатович покурил в туалете. Я поставил его перед фактом: либо дежуришь по роте, либо убираешь туалет. Он сказал: «Я лучше выберу туалет». Мы начали спорить. Тогда я пошел и вымазал обувным кремом унитаз. Я не знаю, зачем это сделал. Наверное, нервный срыв.
— Нервный срыв? — уточняет гособвинитель.
— Да, нервы не выдержали.
— У вас до армии были проблемы со здоровьем?
— До армии был спокойный. Но раз призвали, значит годен.
11:50
— Бывали случаи, когда в посылке могли передать водку или мобильный телефон. Поэтому посылки проверяли в помещении казармы. Пару раз проверял я. Мы не должны были этого делать, должны были офицеры, но они говорили это делать нам. Мог приказать либо командир роты, либо заместитель командира роты, — рассказывает Барановский про посылки, которые передавали военнослужащим.
— Вы должны были изымать продукты питания? — уточняет гособвинитель.
— Нет.
Гособвинитель просит пояснить эпизоды, связанные с передачей военнослужащими своим командирам продуктов питания. Барановский снова утверждает, что сержанты не требовали покупать и передавать для них продукты, могли только попросить — большинство из списка передавалось командирам роты: кофе, вафли, сигареты.
— Военнослужащие знали, что вы продукты передаете начальникам?
— Наверное, знали.
— Но ни один потерпевший про начальников не пояснил.
— Я не знаю почему. Наверное, что у них спрашивали, то они и отвечали.
— Почему вы тогда соглашались с показанием и не выясняли этот момент?
— Я с показаниями не соглашался, а свою точку зрения поясняю сейчас.
— Можете пояснить, почему не задавали этот вопрос? — уточняет судья.
— Не могу пояснить.
По словам Барановского, продукты питания он не забирал — военнослужащие сами угощали сержанта. Почему потерпевшие утверждают обратное, он пояснить не смог.
12:20
— По этому могу сказать, что разговор у нас с ним состоялся. Не помню, о чем мы с ним договорились, но денег я от него не получал. Где-то в середине или в конце августа он подходил ко мне с такой просьбой, чтобы его никто не трогал. Я сказал, что надо подумать. Но денег не брал у него. Его никто ни от чего не освобождал. Может быть, отношение стало лучше. Ко мне как-то Коржич подходил и сказал, что у него какой-то конфликт с Вяжевичем. Я сказал: «Забей, не обращай внимания». И он больше ко мне не подходил.
— Коржич предлагал вам за денежное вознаграждение дать ему льготы? — уточняет гособвинитель.
— Был такой разговор. Я сделал вид, что согласился, но денег от него не брал.
Барановский рассказывает эпизод, когда взял у Коржича деньги и ушел в самоволоку: «Я был на охране в воскресенье и самовольно оставил воинскую часть. Я попросил у Коржича, чтобы он одолжил мне 20 рублей. Он сказал, что у него только пять рублей. Он дал мне эти деньги. Утром я вернулся. Я потом хотел вернуть эти деньги, когда он вернется из медроты, но так получилось, что он не вернулся».
— Куда вы потратили пять рублей?
— На такси.
— Когда вы собирались вернуть сумму?
— Когда он вернется из медроты.
— Каким образом?
— Мне сестра и мать переводили деньги.
— Сколько вы получали как командир отделения?
— 19 рублей с копейками.
— Сколько денег вы получали от Александра Коржича за время службы?
— Точно я сказать не могу. 5 рублей получал точно.
12:40
Прокурор задает вопрос по поводу выводов следствия. Там сказано, что действия сержанта повлекли тяжкие последствия, которые привели к самоубийству Александра Коржича.
— Я считаю, что наши действия не могли повлечь тяжких последствий. Ну да, превышали власть. Я даже не знаю, как это объяснить и почему следствие сделало такие выводы.
— Находился Коржич по отношению с остальными военнослужащими в привилегированном положении?
— Нет, такого не было. У меня было ко всем одинаковое отношение, за исключением военнослужащих, из-за которых я ежедневно отхватывал от командиров. Это Осипук, Сабатович, Пешко.
Барановский вспоминает эпизод, когда Александр Коржич пожаловался ему на боли в сердце.
— Он обратился ко мне по поводу того, что у него болит сердце. Я повел Коржича в медпункт, ему померили давление, сделали кардиограмму, дали какие-то лекарства. Возможно, валерьянку. Врач попросил какие-то медицинские документы, которых у Коржича с собой не было. Тогда он попросил меня позвонить его родственникам. Я позвонил Светлане Николаевне. Представился, попросил выписку из медицинской карты. Вроде бы она мне ничего не ответила или связь пропала. Потом он дал номер сестры, мы договорились, и мне в течение недели пришла эта справка. Я передал ее командиру роты.
— Что мешало ему самому позвонить?
— Я не знаю. У него был мобильный телефон, и мог сам позвонить.
— В разговоре со Светланой Коржич поднимался вопрос о симуляции заболевания?
— Нет. Такого разговора не было.
Ничего конкретного про нахождение Александра Коржича в медроте и его охрану Барановский сказать не смог.
Далее обвиняемый вспоминает о том, как узнал про трагедию.
— Я в тот момент находился на полигоне. Я подошел к Субоцкому и взял у него сигарету. Он мне рассказал, что повесился Коржич. Я как стоял, так и сел. В казарму приехал около трех часов, там никого не было. Про причины этого поступка мне ничего не известно. Со Скуратовичем и Вяжевичем я не обсуждал случившееся.
— Почему тогда потерпевшие говорят о таком эпизоде? — задает вопрос гособвинитель.
— Сидя там, можно говорить все что угодно, — указывает на места для потерпевших Барановский. — Я не знаю, почему они это делают.
14:10
Гособвинитель переходит к ч. 1 ст. 205 УК, по которой обвиняется Евгений Барановский.
— Вам вменяется хищение телефона.
— Я не признаю такое. Данный телефон находился в ящике. Я спросил, чей это телефон. Мне сказали, что Данилюка. Я взял телефон и подошел к нему. Спросил: «Можно я возьму телефон?» Он сказал: «Да, можно». Через пару дней у меня телефон забрал старший лейтенант Ермаченко. После этого я больше телефон не видел. Как потом узнал, его продали. Почему Данилюк давал такие показания на следствии, я не знаю. Но с теми показаниями, которые он давал в суде, я почти согласен.
— Вы говорили, что продукты питания передавали кому-то из командиров. Вы можете назвать хоть один конкретный случай? — спрашивает гособвинитель.
— Сейчас я этого не вспомню, много времени прошло.
— Конкретные фамилии назвать можете?
— Конкретные факты и конкретное лицо я не назову, потому что прошло много времени.
— Как вы можете объяснить, что ни один потерпевший не рассказал о том, что вы передавали продукты?
— Потому что они не могли знать, что мы кому-то передаем продукты.
Барановский говорит, что продукты передавались старшине и двум офицерам.
— Как это происходило? — задает вопрос судья.
— Просто вызывали в канцелярию сержанта и говорили: нужно то-то и то-то. У солдат просили. Возможно, не говорили про командиров. Возможно, говорили. Я могу эти моменты не вспомнить. Передавали командирам вафли, кофе, сигареты.
14:30
— Какие у вас отношения с Сашей были? Как в ваши руки попал сенсорный телефон? — задает вопрос обвиняемому Светлана Коржич.
— Отношения у меня были не дружеские, но и не служебные. Я ко всем солдатам относился по-человечески.
— За какие заслуги Саша вам покупал продукты питания?
— Я же говорил: иногда он покупал мне, иногда я ему.
Дальше Барановский описывает случай, как к нему попал мобильный телефон Коржича: «Когда у меня сломался телефон, я заметил и подошел к нему: ты не против, если мы вместе будем пользоваться мобильным телефоном? Он согласился».
— В начале июля Саша попал к вам. Вы его непосредственный командир. Если нужны деньги Артуру Вирбалу, вы под конвоем ведете Сашу вместе с пластиковой карточкой.
— Такого не было. Я лично к Вирбалу его не приводил и только на следствии об этом услышал. Я узнал про карточку только после того, как Саша сам мне об этом сказал.
— Где в это время больше двух недель находился Вирбал?
— В отпуске, наверное.
— Вынужденном?
— Вроде бы в вынужденном.
— Со слов мамы Суковенко, он находился в запое.
— Вроде бы.
— Кто требовал, чтобы я переводила Саше деньги на карточку?
— Я об этом услышал только на следствии.
— Какой конфликт между вами случился в середине августа?
— Такого не было. У меня с ним никакого конфликта не было.
— За какие заслуги давались увольнительные и кто их давал?
— Полномочий у нас таких не было. Мы могли попросить, но к нашему мнению никто не прислушивался.
— Вы говорили, что с Коржичем был заключен договор охраны. Почему?
— Я такого не говорил. Я сказал, что такой разговор у меня с Сашей был.
— Сколько вам платили?
— Мне он не платил.
— Вы могли отказаться от передачи продуктов командирам роты? — задает вопрос адвокат Светланы Коржич.
— Нет, не мог.
— Почему?
— Могли быть последствия.
— Какие?
— Могли ударить или заставить отжиматься. Только все эти наказания были значительнее, чем для рядовых.
Барановский говорит, что в отношении него также случались факты неуставных отношений: его заставляли отжиматься, применяли к нему насилие.
— За проступки моих подчиненных в отношении меня могли применяться взыскания, — сказал обвиняемый.
«Я поступил плохо и признаю противоправность своих действий. Это был для меня значительный урок. Если бы был второй шанс, я совсем по-другому себя повел», — говорит Барановский на вопрос адвоката.
15:35
Гособвинитель оглашает показания Барановского на допросах. На одном из допросов Барановский говорил: «Еще в первый месяц обучения курсантов ко мне подошел рядовой Шилко и предложил дать 30 рублей, чтобы свободно пользоваться мобильным телефоном. Я пообещал, что не буду мешать ему пользоваться телефоном. Взял деньги и половину передал Скуратовичу».
— Я давал такие показания, но не подтверждаю их.
— Почему давали такие показания?
— На меня оказывалось давление сотрудниками КГБ. Я до сих пор в туалет хожу с кровью. Меня очень сильно ударили по почкам, запугивали. Я сообщил об этом следователю, когда переехал в СИЗО №1.
— На вас оказывалось физическое и моральное давление при даче показаний? — уточняет адвокат обвиняемого.
— Да.
— То есть данные написаны вами вынужденно?
— Да.
— Вы написали заявление. Проводилась ли какая-то проверка по этим фактам?
— Мне по поводу проверки ничего не известно, проводилась ли она вообще.
Барановский утверждает, что писал показания на допросе под диктовку следователя, и говорит, что на него оказывалось давление:
— Я возмущался, но мне говорили: «Пиши так, как мы скажем». И я писал.
16:30
Когда зачитывают протоколы допросов, Барановский только изредка соглашается с написанным. По его словам, во многих случаях на него оказывалось давление. В некоторых случаях он не может пояснить, что и при каких обстоятельствах происходило, так как не помнит.
На одном из допросов Барановский рассказал, что он и Вяжевич похитили затвор от автомата. Он рассказал, что это случилось после того, как Ермаченко изъял смартфон у Барановского. Тогда он и Вяжевич достали затвор. После этого Барановский предложил командиру роты обменять затвор на смартфон. По его словам, в тот момент он не задумывался, что совершает противоправные действия. В зале суда Барановский говорит, что эти показания соответствуют действительности.
В зале суда объявлен перерыв до 10 утра завтрашнего дня.
Напомним, 3 октября прошлого года в подвале одного из строений на территории учебки в Печах было найдено тело солдата-срочника Александра Коржича.
Мать солдата продолжает настаивать на версии убийства сына, утверждая: у сына не было суицидальных мыслей, он хотел вернуться на «гражданку» и строил планы на будущее. Психиатры во время процесса рассказали, что беседовали с Коржичем и поставили ему диагноз «здоров». Обвиняемым грозит до 12 лет лишения свободы.
Согласно предварительным данным, причиной смерти явилась механическая асфиксия от сдавливания органов шеи петлей от ремня при повешении. Полковник Константин Чернецкий был освобожден от должности начальника 72-го гвардейского объединенного учебного центра подготовки прапорщиков и младших специалистов Вооруженных сил.
По результатам проводимой военным ведомством проверки за непринятие исчерпывающих мер по поддержанию строгого уставного порядка министром обороны принято решение об отстранении от должностей командира и ряда должностных лиц командования воинской части, в которой проходил службу рядовой Александр Коржич, а также тех, кому военнослужащий был непосредственно подчинен по службе.
По факту гибели солдата в Печах было возбуждено 13 уголовных дел, Следственный комитет сообщал о десяти военнослужащих, которым было предъявлено обвинение.
